Российское время - страница 10

лась в разные стороны, визжа от страха. Кровь пролилась по земле: «чёрные» били молча, слаженно, подготовленно. Забегали сзади, перерезая пути отступления. Очнувшись, молодые полицейские кричали в рации: «Подкрепление, подкрепление!» Артур искал взглядом лазейку – куда лучше бежать. Пока не увидел рядом с собой двух крепких парней в чёрном, с непонятными символами на груди. Но страшно не было. Один из парней замахнулся, готовясь ударить, но неожиданно смачно плюнул Артуру в лицо.

И он вдруг кое-что понял. В тот самый момент.

Потом их, конечно, избили, и уже по дороге домой, отплёвываясь и вытирая с лиц кровь, друзья зачем-то заспорили.

– Ну ты же никогда не будешь согласен с их идеями, – говорил Саня. – Ты хоть знаешь, чего они вообще хотят?

– Это правда, – отвечал Артур, – но я не согласен и с безыдейностью. Надо, чтобы идеи были.

Друг смотрел на него с сомнением, качал головой: мол, чего ты затеял, и так хреново.

– А ты знаешь, чего мы хотели? – спросил Артур.

С тех пор прошло много времени. Почему же он вспомнил теперь тот случай? Он сидел один за столом, возле задёрнутых штор горела лампа. Торопиться было некуда, ведь врач же сказал: «Всё случится незаметно, ну, может, прихватит, и ты поймёшь… Но тут и случится, прочувствовать не успеешь…» Это «поймёшь» – оно пугало, конечно. А ещё пугало то, как прозвучала страшная новость – в обычном, будничном антураже: кафельные стены, стол посреди кабинета, характерный медицинский запах, даже скелет в углу и эта картинка, знакомая с детства: организм человека в разрезе – на белой стене. Как делается укол или анализ крови какой-нибудь, как говорится: «Скажи “а”! Покажи язык».

Артур уже был спокоен, когда уточнял подробности. Саму новость узнал раньше, потом его оставили одного. И плакал, и бил кулаком о стену, и сознание терял, и искусал в кровь губы. Сидел в исступлении, пытаясь начать думать. Пил успокоительные. Снова плакал, снова бил кулаком.

После того митинга жизнь сильно не изменилась. Ну, пришло озарение и пришло. Было над чем подумать, пока залечивал раны, пока приходил в себя. Но жизнь всё равно забрала своё. Студенческие будни – нехватка денег, вечный поиск работы с переменным успехом, влюблённости, острая нехватка развлечений, впечатлений. Хоть и говорили, что студенчество – самое яркое время. Не получилось с яркостью. Сессии, экзамены, курсовые. Пересдачи, опять сессии. Диплом, госэкзамен, работа. И вот она, взрослая жизнь. Основной идеей стало выжить, вытянуть свою лямку – и хотелось бы, чтоб были другие, но для других не хватало ни сил, ни времени. Иногда железная хватка, сдавившая однажды горло, давала слабину, и он предавался радости. Пьянство, разврат, что ещё?

– Гедонист, наделённый отменным пищеварением и глухой к изначальному трагизму бытия, – сказала однажды жена, читая какую-то книжку. Потом отложила и посмотрела так на него. – Артур, это же про тебя!

«Может быть», – думал он. Хотя слово «гедонист» вызывало усмешку. Какой из него, замученного, гедонист?

Та жена прожила с ним недолго. А другой не появлялось. Работа-машина-дом, компании, вялый отдых. Обзаводился, вроде, связями, деньгами, прожитыми годами. Скоро предстояло менять паспорт – последний раз в жизни, думал с усмешкой. Так докатился и до этого дня, до этого стола и этой лампы в тишине. А от той усмешки не осталось и следа.

Гулял по лесу на праздники, подцепил клеща. Не сразу заметил, а когда заметил, то долго ворчал: «Ссука, выходной испорчен!» Идти в клинику не хотелось – Артур ненавидел врачей, больницы. Подумал: может, утром, перед работой? Но к вечеру взял озноб, он полез в Интернет и стал читать про клещей: «Чего здесь только не пишут!» Но всё-таки испугался, решил поехать.