И вот сейчас перед Кешкой стоял тот самый Жамьян, так давно исчезнувший из посёлка, но уже не та худоба, а мужик в силе. Кешка тоже теперь был уже далеко не парнишка. Он был удивлён, что Жамьян мгновенно узнал его, тогда как сам, не будь остановленным, наверняка прошёл бы мимо.
– Откуда и куда путь держим, земляк, если не секретно? – Жамьян наконец отпустил кешкину руку.
– Да уж какой секрет! Домой еду, отец плох. От брата телеграмму получил, вызывает срочно.
– Вай-вай, болеет или как?
– Сам не знаю, Костя не сообщил.
Жамьян сочувственно поцокал языком.
– На город, значит… Автобус утром ушёл. Так-то частником можно, но они тоже по утрам едут. Ночевать надо…
– Гостиница-то работает?
– Зачем тебе гостиница?! Обижаешь, земляк. Ночуй у меня, моя Баирма будет рада!
– Но ты же куда-то направлялся…
– А… – махнул рукой Жамьян – никуда не направлялся… так просто. Промышлял… – непонятно хохотнул он.
– Как здоровье-то? – поинтересовался Кешка, когда они вышли на улицу. Жамьян шагал непринуждённо, слегка припадая на одну ногу.
– Здоровье ничего, ладно. Лама лечил. Шибко хороший лама.
Они какое-то время шли по главной улице, в одном из магазинов Кешка купил яблок и бутылку вина, а дальше Жамьян повёл его закоулками со сплошными лужами. Кешка, выбирая сухие места, невольно стал примечать дорогу обратно, чтобы завтра утром без проблем выбраться к автобусной остановке.
Наконец, они уткнулись в тупик и остановились у ворот. Жамьян, как показалось Кешке, с опаской открыл калитку.
– Баирма дома…
С той же нерешительностью, что и калитку, он открывал дверь в избу.
Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что в этом доме прочно поселилась нужда. Само жилище трудно было назвать домом – это была обыкновенная «засыпнушка», утеплённая опилками и обшитая горбылём. Вопреки уверению Жамьяна, Баирма оказалась не столь радушна. Она долго и нешуточно что-то выговаривала Жамьяну на своём языке и, казалось, была готова прибить его мухобойкой. Кешка ничего не понимал из происходящего, тем более её речь, и чувствовал себя так, точно был соучастником Жамьяна в каких-то неведомых грехах. Он уже было собрался развернуться и выйти, как, наконец, Баирма сменила гнев на милость, и Жамьян представил его:
– Это Запрягаев Кешка… Иннокентий, вернее. Мой земляк. Друг из детства, – добавил он для большей убедительности.
Баирма посмотрела недоверчивым изучающим взглядом на Кешку. Когда же тот достал из дипломата вино, она мгновенно преобразилась.
– Проходите, пожалуйста, Иннокентий… Как будете по батюшке?
– Ильич.
– Проходите, пожалуйста, Иннокентий Ильич, будете гостем. Просим извинений за беспорядок. – Она кинулась вытирать стол, усыпанный битыми мухами. На столе вмиг появились разнокалиберные чайные чашки.
В избе было душно, откуда-то явно натягивало злостной тухлятиной. Когда Жамьян, приподнял крышку и заглянул в кастрюлю, стоящую на полу возле печи, источник зловония определился. Баирма что-то проворчала и вынесла кастрюлю за дверь.
– Но, за встречу, земляк! – произнёс тост Жамьян. Выражение лица у него при этом было заискивающее.
– Как поживаем, где трудимся, Иннокентий Ильич, если будет не секретно?
– В Толмачевске, строим обогатительный комбинат.
– О-о! – протянул Жамьян и хихикнул. – Небось, лопатой гребёшь башли… – Неуклюжая шутка повисла в воздухе. И Жамьян, сообразив, что сказал неладное, продолжил: Поди, в начальниках или как?.
