– … И всё же я недоволен…
– Меня не волнует! Это моё дело, как проводить свободное время! – второй голос, мальчишеский, только казался грубым, на самом деле в нём сквозило отчаяние и неуверенность.
– Ты грубишь, – вздохнул, наверное, Олег. – Это наше общее дело. Ведь если отбросить мораль, то чисто материально я за тебя отвечаю, и буду отвечать в случае хоть малейшего твоего проступка, а за нами сейчас ведётся особая слежка вследствие нашего особого положения.
– Вот именно, положения! Мне и даром этот дар, прости за каламбур, не нужен! Мы отлично жили…
– А сейчас живём плохо?
– Нет, но… Чего тебе стоило тогда уступить? Пусть Заболоцкие бы слюнями от счастья изошли, а мы бы налог не платили.
– Тебе жалко денег? Первый раз от тебя слышу. Хотя, возможно, ты, наконец, становишься хозяйственным.
– Смешно, пап. А гости в восторге от твоего представления – лучшая актёрская игра! А умение салютом плеваться – однозначно одно из самых полезных и нужных в последующей жизни. И да, твой новый особняк тоже вызвал фурор.
– На самом деле, – похоже, желание защитить работодателя пересилило страх наказания, – большой дом, по которому можно гулять, как по саду, – самая большая детская мечта Ильи. Олег Ярославович не придумал бы такой глупости.
«А что, возразить сыну он боится? – про себя сказала Лиза, опасаясь раскрытия: такими темпами он Олеже совсем на шею сядет».
– Ума не приложу, чего ты добиваешься, – взял тем временем слово мужчина. – Провоцируешь на конфликт? Вынужден тебя огорчить, я флегматик, и у тебя ничего не выйдет. Отвлечь меня от основного вопроса и выставить виноватым? Не получится, так что вернёмся к нему: скажу прямо, мне не нравятся твои друзья. Они кажутся не самой лучшей компанией…
– Они все из богатых благополучных семей!!!
– Я не настолько консервативен, чтобы судить детей по таким меркам, и не против, если бы ты общался, хоть чуть-чуть, с обычными ребятами. Брал бы пример с нашей гостьи, Лизы, – девочки в безмолвном ужасе переглянулись, не веря, что раскрыты. – Например, некоторые мои юные поварята честные, добрые, трудолюбивые…
– Ты советуешь мне, с кем дружить, а с кем нет?
– Согласен, перегнул палку, но твои приятели, точнее их увлечения, очень меня беспокоят. Вы каждую неделю собираетесь вместе, пропадаете на день…
– Скажи, я как-то подводил тебя раньше?
– Нет, но ты не дослушал. ХОдите толпой, да ещё с такими таинственными лицами, словно знаете что-то такое, чего не знает никто другой… Скажи честно! – спокойный ровный голос вдруг сильно повысился, выдавая невероятное волнение. – Вы что-то замышляете?
Такой прямой вопрос, очевидно, обескуражил мальчишку.
– Н-нет… – неуверенно ответил он после затяжной паузы.
Молчание. Долгое.
– Хорошо. Я давить на тебя не буду, захочешь – сам сознаешься, – собеседник фыркнул, – но помни, что провинись ты в чём, нам всем – и мне, и матери – за тебя отвечать.
– Отец, я же…
– Я знаю! И всё же Дима Моряков, – Лизавета зажала себе рот ладонью, – очень меня беспокоит. Он и его свита, та смуглянка и веснушчатый. Но Дмитрий в особенности. Не могу объяснить…
– Зато я могу, – грубо перебил его Илья. – Ты хочешь держать меня под колпаком, потому что я твой единственный сын, и тебе не понравилось, когда у меня появились секреты. Но пап! Я человек, в конце концов, неужели нельзя относиться ко мне более лояльно?
«По-моему, лояльнее некуда», – про себя возмутилась Заболоцкая, поражаясь терпимости Олега Ярославовича. Эх, будь она на его месте, за такое неуважение и хамство соответствующую трёпку задала бы младшему Лихоборову. Впрочем, он в чём-то прав, единственный ребёнок в семье почти всегда очень избалован, если только сам не устанавливает для себя нравственные нормы и не держит себя в них. Так что Олежа отчасти сам виноват в том, что сейчас выслушивает такое.
