Едва сомнение закралось в мысли княгини, как в глубине библиотеки, где тени становились гуще, а воздух плотнее, раздался голос. Хриплый, натруженный, он звучал так, словно его обладатель прожил не одну жизнь, и каждая из них оставила отпечаток на его душе.
– В каком году было заключено дипломатическое соглашение между княгиней Рейной и генералом Алтусом? – раздалось сквозь тишину, густую, как старое вино.
Елена замерла. Голос, словно нитями, притянул её внимание. Она вслушивалась, затаив дыхание, стараясь разобрать каждую интонацию. Почти сразу ему ответил другой, совершенно иной голос – звонкий, детский, но полный недовольства и скуки:
– Э-э-э… Не помню.
Любопытство, как острый шип, кольнуло её. Кто мог находиться здесь, в сердце этой древней библиотеки, кроме неё? Елена медленно двинулась вперёд, стараясь ступать бесшумно. Тени от её свечи плавно скользили по стенам и переплётам, будто оживляя их. Она обошла несколько стеллажей. Каждый уголок, каждый ряд книг казался дышащим, наблюдавшим за помещицей. Тусклый свет, доносившийся из дальней части библиотеки, постепенно становился ярче, пока княгиня не приблизилась к нише, скрытой между двумя массивными колоннами.
Там свет от свечей был мягким и золотистым, но всё равно недостаточным, чтобы разогнать мрак, притаившийся в углах. На простом деревянном стуле, обтянутом тёмной кожей, сидел пожилой Просветитель. Его мантия песочного цвета, украшенная потускневшей золотой вышивкой, свисала с плеч, как тяжёлый плащ, скрывая почти всё тело. Капюшон глубокими складками закрывал лицо, оставляя лишь тень и проблеск седых волос, тонких и редких, словно серебряные нити.
Его руки, с узловатыми пальцами, сложенные перед ним, казались застывшими в вековой молитве. Лицо, покрытое морщинами, пряталось в полумраке, но даже так Елена могла различить в его чертах усталость, которая приходила лишь к тем, кто видел слишком много.
Рядом с ним, на низком стуле, сидела девочка лет семи. Её вьющиеся чёрные волосы, обрамлявшие миловидное личико, были украшены крошечной диадемкой, изящной и тонкой, словно созданной для куклы. Она покачивалась на стуле, раскачивая ножки в воздухе, и в её движениях читалось явное раздражение. Взгляд её глаз, тёмных и глубоких, был устремлён куда-то вниз, как у человека, чей разум далеко отсюда.
– А где Дерилор? – вдруг спросила девочка. Её голос стал тише, серьёзнее, и в нём зазвучала лёгкая печаль. – Я не видела его с тех пор, как мы попрощались с дедушкой…
Вопрос маленькой царевны, невинный и хрупкий, словно громом разорвал неподвижный воздух. Просветитель вздрогнул, его голова резко поднялась, а глаза, блеснувшие из-под густой тени капюшона, устремились в пространство ниши. Настороженный взгляд старца, полный скрытой тревоги, обшаривал каждый уголок, каждый стеллаж, будто в этом древнем хранилище знаний могли появиться враги.
Елена, стоявшая в нескольких шагах от них, почувствовала, как её тело превращается в камень. Она едва дышала, спрятавшись за высоким стеллажом, который казался не просто укрытием, а стеной. Сердце билось так громко и яростно, что, казалось, его звук мог прорезать тишину, и просветитель уличил бы присутствие княгини. Рука её судорожно сжала подсвечник, и в этот миг горячий воск, расплавленный до состояния кипящего масла, брызнул на пальцы. Жгучая боль вспыхнула в ладони. На миг её плечи вздрогнули, но Елена подавила рвущийся вскрик, лишь крепче сжав зубы. Свеча задрожала, а затем погасла. Теперь княгиню окружила кромешная тьма. Чёрный мрак обволакивал её, сжимал в своих липких объятиях, лишая не только света, но и уюта, который он обычно приносил.
