Команда «Северного ветра» растворялась в чёрных извилистых артериях улиц, в кабаках и барах, в объятиях красоток. На борту обычно оставались несколько человек охраны на вахте, капитан и повариха. А по палубе незримо прогуливались тревога об руку с ночным кошмаром – страшная парочка, преследовавшая её многие годы. И чем меньше вокруг людей, тем вольготней они себя чувствовали.
Амели ненавидела ночные стоянки на почти пустом дирижабле. В такие ночи она запиралась в своей каюте и считала овец, лишь бы не думать о прошлом, не вспоминать и не дать кошмару и тревоге запустить в неё свои цепкие когти. Случалось, она проигрывала, и тогда приходили сны-воспоминания, где она совсем юная бежала из родного дома, влекомая рыцарем в чёрных доспехах, а им вслед нёсся хохот. Она оборачивалась на бегу и видела огромное лицо с чёрной повязкой на одном глазу, оно летело вслед само по себе, без тела, будто привидение.
– Не оглядывайся! – кричал рыцарь.
Это не могло быть правдой, возможно, всему виной спиртное, которым её напоил дед, чтобы она не сопротивлялась уготованному, не билась птичкой в клетке. Дед и Одноглазый задумали сделать с ней что-то плохое, что именно она поняла позже, когда подросла. Они не успели – помощь пришла неожиданно. Пусть она не помнила спасителя, выкравшего её из родного дома через окно, и никогда не видела его лицо во снах, но она помнила большую тёплую мозолистую ладонь рыцаря в чёрном. Это ощущение тогда не давало ей провалиться в забытье, теплота и сила влекла её прочь от опасности, а потом… Потом алкоголь всё же поборол детский организм и следующим воспоминанием было укрытие, где её окружали незнакомые люди. И все они были к ней добрее, чем собственная семья.
С тех пор Амели предпочитала помнить всё-всё.
К тому моменту, как крикливый красный ара по имени Жаркое проорал утреннюю побудку, Амели уже давно поборола сон и просто лежала, уставившись вверх. Каждая трещинка на потолке крохотной аскетичной каюты удостоилась внимания, Амели любила их разглядывать в моменты тревоги, мысленно превращая линии в карту. Она прокладывала маршруты в узоре трещин, стараясь не повторяться. Немного странное времяпрепровождение, но уж какое есть. Попугай сегодня решил надрываться дольше обычного и вместо стандартной фразы «пора драить жопы, летучие обезьяны», означающей «доброе утро», продолжил любимой корабельной песней-молитвой.
Амели вскочила с кровати под «налей богу ветра чарку покрепче» и приступила к утреннему ритуалу: умыться, отжаться, одеться.
Сорок отжиманий – вдвое больше нормы, – успокоили нервы.
Холодная вода прояснила ум.
Юбка-шаровары, белая блуза, коричневый вязаный жилет, широкий капитанский пояс, доставшийся от приёмного отца и переделанный под её фигуру. Он, как поддерживающее дружеское объятие, стянул без того тонкую талию, настраивая на рабочий лад. Амели бросила взгляд в крошечное зеркальце над умывальником лишь для того, чтобы наскоро причесаться. Это всё, что нужно.
Она прислонилась лбом к двери, на несколько секунд закрыла глаза. Сегодня начинается один из сложных рейсов – с пассажирами на борту. Радовало лишь, что она встретит среди них старого друга. Живые грузы болтливы, своевольны и всегда оценивают её – женщину-капитана. Люди встречают по внешности, и тут не повезло – слишком смазливая, и за счёт кукольного лица Амели казалась моложе своих двадцати пяти. В особо тяжёлые рейсы она даже завидовала Гарпии Грейс, капитану «Летучего кита», у той не было подобных проблем. Высоченная, статная, с изъеденным оспой лицом, она только поглядит из-под своих белобрысых ресниц, как разговорчики смолкают и больше не возникают. Иногда Амели хотелось быть в этой внушительной шкуре. Она проводила свободное время, укрепляя тело, стремилась стать уверенней и весомей, чтобы пассажиры не смотрели снисходительно – особенно консервативные женщины, коих, слава ветрам, на борт заносило редко.
