Роза и крест - страница 23

Однажды, когда во дворе интерната он сидел один и разглядывал лазурь, к нему подбежал мальчишка из старшей группы, лет четырнадцати. «Слушай, малой, спрячь, а? Меня к директору вызвали, не хочу с пачкой к нему идти. Я вечером у тебя заберу», – протараторил он, сунул Замятину сигареты и быстро двинулся в сторону здания. Замятин сделал, как просили.

Вечером новый знакомый вывел его на улицу, за угол здания, и забрал пачку. Но не успел он пройти и десяти шагов, как на пути возникли трое ребят того же возраста. В сумерках Замятин разглядел лишь, что между ними началась какая-то возня, а потом знакомый с пачкой обернулся и указал рукой на него. Темные силуэты двинулись в его сторону.

– Вот он, пацаны, клянусь. Я мимо проходил, смотрю, малой курит. Отобрал у него пачку, а на ней наша метка. Ну я сразу к вам побежал, чтоб мы вместе с этим козлом разобрались. – Он с силой толкнул Замятина в грудь, и тот налетел спиной на стену.

– Так, значит, ты тут крысишь, гаденыш? Мелкий, а уже падла, – проговорил самый высокий в этой компании.

– Это неправда, – сказал Замятин.

– Ну что, Заноза, пацан говорит, что ты лепишь. Получается, крыса – ты.

– Ах ты…

Заноза резким движением ударил Замятина в живот. Тот согнулся почти вдвое, пытаясь заново научиться дышать. Удар оказался мощным. Ему потребовалось много усилий, чтобы не сползти по стене на землю. Чуть было отдышавшись, Замятин прошептал: «Это неправда». Он сам не понимал, какой порыв толкает его к тому, чтобы твердить эти слова, сгибаясь от боли. Он знал – за ними последует еще один удар. Так и случилось. В боку, как лампа дневного света, моргнула и вспыхнула тупая боль. Чьи-то руки вцепились в ворот рубашки, крепкие пальцы стиснули запястья. Замятина выпрямили по струнке и прижали спиной к стене. Схваченный с двух сторон, он видел перед собой две мальчишечьи фигуры в свете окон, еще двое стояли по бокам. Один из них, тот, что повыше, был чуть поодаль. Второй, тот самый, что дал ему сегодня злополучную пачку, находился прямо перед ним и зло смотрел Замятину в глаза.

– Ну, разбирайтесь теперь, кто из вас крыса. А мы посмотрим и подумаем, – подал голос тот, что сзади.

– Так значит, я вру?

Замятин молчал. Из-за боли думать было трудно. Он поймал себя на том, что испытывает страх и его тело сотрясается мелкой дрожью. Колени и вовсе не слушались, то и дело подгибались. Ему было больно и страшно. Сказать, что он взял эти чертовы сигареты? Чтобы экзекуция закончилась быстро. Попинают его ногами, но долго это не продлится. А вот насколько затянется разговор у стены, пока непонятно. Но он не брал сигарет. Это неправда! Он не делал ничего такого, за что мог бы испытывать стыд, и примерять личину вора, пусть даже зная, что это не так, невыносимо мерзко.

– Ну! – поторопил его Заноза, занеся кулак.

– Врешь! – выплюнул Замятин и снова лишился возможности дышать.

Ему казалось, что еще пара секунд – и он задохнется. Когда его вдохи и выдохи вошли в подобие ритма, рядом вновь послышалось: «Я вру?» «Врешь», – тут же, не думая, выдал Замятин и сам ужаснулся. На этот раз Заноза хорошенько приложил его о стену головой. «Бум» – глухо отдалось в будто пустом черепе. Вспышка и темнота. Ситуация повторилась еще несколько раз, Заноза чередовал удары.

Замятин приноравливался к боли – сильной, обжигающей, отупляющей, он словно приручал ее, позволяя разлиться по телу. В полубессознательном состоянии он по-новому чувствовал, как она распускается внутри паутиной сверкающих молний или пробегает немотой по затылку и шее. С каждым ударом боль становится для него не такой уж чужой, предсказуемой. «Это неправда! Неправда!» – крутилось в голове и слетало с губ. Назад пути нет, теперь надо стоять, и будь что будет, решил он.