Геля проснулась разбитой. Видимо большая потеря крови отразилась на её самочувствии не лучшим образом. А она то, думала, что бой-баба – кровь с молоком.
Они с мальчиком до сих пор были в одной палате и Геля с интересом рассматривала ребенка, пока в палату не вошел врач.
– Ангелина, как вы? Ходить можете?
– Пока не пробовала. Но голова немножко кружится.
– Вам принесут завтрак и нужно покушать, чтобы силы вернулись. У нас есть к вам серьезный разговор. Встретимся часа через два. Хорошо?
– Да, конечно.
Врач ушел и Геля попыталась встать. Держась за кровать, а потом опираясь за стенку женщина пошла вдоль палаты из одного конца в другой, пробуя, сможет ли ходить.
– Возможно после завтрака станет лучше, – сказала она вслух, остановившись у кровати мальчика.
В коридоре сновал медицинский персонал больницы. Сквозь окошко в двери она увидела медсестру с подносом, которая толкнула дверь и вошла.
– Доброе утро. Вот ваш завтрак. Набирайтесь сил, – сказала она улыбнувшись и поспешила уйти. Геля тронулась с места внезапно ощутила мягкое и теплое прикосновение.
– Мама?
– Нет, малыш. Я тётя Геля.
– А где мама?
– Не знаю. Видимо скоро придёт.
– Мама…
– Скоро тебе станет лучше, и ты поедешь домой к маме, – утешала ребенка Ангелина, поглаживая его по руке. Ей было немного не по себе. Словно рядом с Ванечкой находилась. Своим любимым Ванечкой.
Родинка у левого глаза – единственное различие между двумя детьми. У Ванечки такой родинки не было. Но что самое странное – маленькая родинка, чернильной точкой в тетрадке, сколько Геля помнила, была у неё. Там же у левого глаза. Она погладила Саньку по голове и большие глазищи уставились на неё, не мигая.
В палату вошла медсестра и поставила ребенку систему.
– А ты, мой хороший, покушаешь чуть позже. Посмотрим по самочувствию, – медсестра возилась с системой, а Геля выпила стакан крепкого чая с сахаром и ковыряясь в тарелке с кашей всё смотрела на мальчика, а он на неё. Неожиданно ей захотелось встать и взять его на руки.
– Иди ка ко мне. Я подержу тебя на коленках и покачаю, – Геля взяла на руки невесомого Саньку и прижала к себе. Ребенок глазел на неё не моргая ангельскими глазенками, и улыбался.
– Какой ты забавный. Как мой Ванюшка. Поспи пока, а я тебя покачаю и песенку спою. Геля знала только одну колыбельную – ту, которую постоянно крутили по телевизору: «Спи моя радость, усни…в доме погасли огни…», – запела она и почувствовала как мальчик загудел. Не открывая рта он подпевал ей, пока не заснул.
Раньше Геля всегда пела эту песенку себе, когда не удавалось уснуть и тревожные мысли лезли в голову. Это продолжалось и в первую и во вторую половину беременности. Да и сейчас порой она напевала колыбельную, не столько укладывая спать Ванечку, сколько самой себе. Пение успокаивало. Приходило умиротворение и сон.
Так она просидела почти целый час. Сама периодически дремля. Но внезапно подняв голову упавшую на грудь, почувствовала изрядный голод и положив ребенка на кровать с жадностью съела всё что ей принесли ранее. Пусть уже и в холодном виде. Ангелина почувствовала прилив сил и пошла в уборную умыться и привести себя в порядок. Через некоторое время к ней зашел доктор.
– Вы готовы? Пойдемте!
Ангелина шла за доктором по пятам. Они преодолели лестничную клетку и спустились в подвал, минуя один тёмный поворот за другим. «Странно. Здесь тоже есть больничные помещения или…». Врач открыл перед ней дверь, и они вошли в просторный зал. В центре зала была установлена цилиндрической формы кабина из мутного стекла. Врач пригласил войти её внутрь. Внутри стеклянный цилиндр был тоже не меньше десяти метров в диаметре, иначе Гелю немедленно охватила бы паника. Она страдала легкой формой клаустрофобии. Врач вышел и закрыл за собой дверь. Свет в кабине замигал разноцветными огнями, волнообразно прокатываясь внутри, создавая воронки и завихрения, словно кто-то включил северное сияние.
