Рождение света. Том первый - страница 17
– Кишур! С этим невозможно сладиться!
Ухмыльнувшись с пониманием на его слова, я облокотился о косяк, сложив руки на груди, и молча стал наблюдать, как он пытается вновь расставить по местам валяющиеся по кабинету фолианты, свитки, приказы и клочки разорванной бумаги. Но спустя мгновение его старания вновь пошли прахом – аккуратненькие стопочки вновь упали, и из уст Леви вырвалось протяжное недовольное мычание.
– Душераздирающее зрелище… – промолвил я беззлобно.
Леви одним махом развернулся, не скрывая радостной улыбки – обворожительной и сладкой, со своей фирменной хитринкой, когда один уголок тонких губ приподнят выше, чем другой. Его светло-русые волосы, вьющиеся на концах, отросли до самых плеч, обрамляя острые черты лица: высокий прямой лоб, скулы, нос и подбородок. Длинная шея была прикрыта меховым воротником русского кафтана, расшитого золотой нитью поверх плотного изумрудного сукна, сидящего чётко по вытянутой фигуре. Из-под полов наряда выглядывали бордовые сафьяновые сапоги, на длинных бледных пальцах красовались золотые кольца с россыпью изумрудов, а с мочек ушей свисали женские серьги на тонкой ниточке с маленькими сапфирами. Ого, да он заметно преобразился с нашей последней встречи.
– Люцифер, братец! – ещё шире улыбнулся он, подходя ко мне, прорываясь через горы свитков. – Какими судьбами?
Когда он встал почти вплотную, мы обнялись, и я почувствовал его приторную энергию, мгновенно заполнившую лёгкие.
– Да так, отец вызвал, и я заодно решил заглянуть, – ответил я, заходя вглубь кабинета… – Вижу, тебя недурно обременили.
– Что верно то верно, – обречённо вздохнул Леви, нервно стряхивая пыль со своего кафтана. – Едэлем наказал разобрать военные записи… Я, конечно, рад такой службе, однако ж не учёл, что им нет конца и края, Люци! Но работа не волк, в лес не убежит… Как же отрадно тебя видеть!
Он мигом расчистил стол от бумажек и единственное шаткое кресло, куда любезным жестом пригласил меня присесть, что я, собственно, и сделал.
– Неугодно ли Дьяволу испить немного красного? – обрадовался Леви, указывая на бутылку и парочку железных кубков. – Без него я бы давно лишился ума-разума, перебирая эти приказы.
Уже второй раз за сегодня мне предлагают вкусить вина… Видимо, это начало новой приятной традиции – встречать сына Едэлем с наполненным кубком. Прерогатива весьма заманчивая, на которую я с удовольствием согласился.
Шавоним разлил вина, а сам же облокотился о край стола, упёршись свободной рукой в громоздкую столешницу.
– Итак, поведай же мне о своих странствиях… – пропел Леви.
Он всегда так говорил, когда был в хорошем расположении духа или чем-то крайне был заинтересован, однако я не горел желанием вновь распаляться.
– Всё как обычно – дивлюсь людским порокам. Сейчас осел в Риме и живу в шикарнейшем палаццо, – произнёс я, неторопливо испивая выдержанное вино, развалившись в кресле и кладя ноги на стол, перекинув одну на другую.
– Завидую тебе самой чернейшей завистью, – подмигнул он, мотнув головой, чтобы смахнуть с лица нависшие волосы. – Я из Каберсева носа не показываю который ама. Но мне в радость! А для большей пользы я подумываю, что пора себе и спальный уголок здесь обустроить, чтоб зазря не мотаться в Сэгив на краткий сон…
Издав не присущий ему нервный смешок, Леви продолжил рассказывать, как ему «не в тягость» даётся разбор архивов. Однако через какое-то время я почти перестал слушать: медленно лакал напиток и разглядывал, в какой преотвратной обстановке мы находились. В этом кабинете, судя по всему, никто не убирался с самого Надер Оцемуш, и если бы не энергия Леви, то я – в точности в этом уверен – почувствовал бы затхлый запах лежалой пыли. И шавоним в полной мере соответствовал сей унылой и безысходной картинке, ибо выглядел плачевно: лицо осунулось, а под его небесно-голубыми глазами, прячущимися за длинными русыми ресницами, залегли глубокие синяки.