Рожденный в ГСВГ - страница 14

Киевский этап сборов, проходивший на базе понтонного полка, оставил ощущение изжоги от оболонского пива, пару шрамов от зубов на костяшках пальцев после посещения дискотеки «Жаба», вечного недосыпа и прочих утех молодости. Деньги кончились, сборы тоже, гвардейцы разлетелись по пунктам постоянной дислокации. Я вновь отправился на полигон, к своим беспризорным ребятишкам.

А там обстановка была уже тревожная. Четыре недели, предоставленные воле рока, воины мои подраспустились. Подворотнички исчезли из обихода, на молодых лицах проклюнулась поросячья щетинка. Один из майоров исчез, выставив вместо себя несчастнейшего капитана – младшего научного сотрудника из Нахабино, второй майор исполнил команду «срочное погружение» и лёг на дно, даже не пытаясь подвсплыть на перископную глубину, в глазах одичавших заводчан читалась бескрайняя тоска по дому.

Но хуже всего обстояли дела с дорожниками. Сержант Коля забухал. Горячий молдаванский парень пил самогон, когда кончился кэш, начал сливать из своих машин солярку. Достигнув нижнего экстремума с топливом, вылакал, зараза, весь одеколон у всех. После чего подбил и мой личный состав ломануться в Пуховский клуб на танцы, суля им дармовой самогон и доступных Роксолан. А у моих спартанцев деньги-то ещё водились.

И вот, под покровом ранней октябрьской темноты, бесстыжая ватага советских воинов вырвалась на свободу. Пока мои бандерложечки двигали телами на плясках, Асмодей Идричану возжелал, подлец, дивчину местную. За что и был нещадно бит ногами в пах её братьями и прочими желающими. В это самое время Великий Космос послал мне сигнал «СОС-матросу, матросу-СОС!!!», не обнаружив орлят в гнезде, призвал я водителя «Зила», спокойного и толкового парня, взял с собой верных Рахимова и Козлаускаса, и помчались мы спасать бесславное воинство.

И поспели вовремя, потому что, превратив Идричану в половичок, громадзяне жаждали новой крови. Побросав пьяненьких воинов вкупе с несчастным молдаваном в кузов, мы экстренно покинули враждебную территорию.

В пункте временной дислокации я никого не бил. Это со всей пролетарской лютостью лишенных заслуженного сна людей делали Рахимов, Козлаускас и водитель «Зила». Идричану до протрезвления был заперт в продовольственном погребе. Бедный капитан дрожал от ужаса и отвращения, периодически всхлипывая: «Ну как же, как же Вы так…».

Утром случилась изнурительная физическая зарядка с кроссом 6 км и водными процедурами. К завтраку единоначалие и воинская дисциплина были полностью восстановлены, глаза воинов-гвардейцев смотрели ясно, движения были твёрдыми. Идричану был извлечен из погреба, я обработал его раны и передал самому толковому азиату из его сборной.

После этих неотложных мероприятий я посетил усталого майора и порекомендовал ему покинуть нас, благо, у него в пансионате «Дубрава» был номер снят. Майор не возражал. Больше я его на полигоне не видел, и Слава Богу, потому что буквально через пару недель состоялся Высочайший Визит.

Но беда, как известно, предпочитает приходить не одна. Последней отрыжкой бесконтрольной вольницы стал трагикомичный эпизод, случившийся через пару денёчков. Утром, перед подъемом ко мне постучался косматый геолог, то бишь, наш повар. Потеряв от возмущения дар русской речи, он отчаянно жестикулировал и вращал глазами. Я пошёл за ним на кухню.

О, боги-боги!!! В главном поварском противне мерзко застыло какое-то желтоватое сало, в которое вмерзли обглоданные кости и кусочки непонятного мяса. А самое ужасное, на кустике за погребом висела, ох, сердце жмёт, висела рыженькая собачья шкурка, ранее принадлежавшая всеобщей любимице Шмоньке. Повар заплакал, я первый раз в жизни издал звериный рык. Подозреваемый в злодеянии, он же обвиняемый был только один – рядовой Магафуров, сын великого татарского народа, скромный и работящий бульдозерист.