Рождественское чудо. Рассказы современных писателей - страница 9

Вообще, от первого Рождества у меня осталось в памяти полное отсутствие какой-либо помпезности. Да и откуда бы ей было взяться тогда… Как-то очень неформально все происходило. Просто собрались люди ради серьезного, нужного дела. И делали его в меру своих сил и средств, не смущаясь нищетой, сквозившей из всех щелей.

Пением на клиросе заведовала удивительная женщина – Лариса Михайловна. Еще в советские времена она с благословения архиерея на два года уходила петь в старообрядческий храм, чтобы освоить сохранившийся там древний знаменный распев, или, как его еще называют, «пение по крюкам» (из-за специфической системы записи этого распева, где ноты напоминают крюки и топорики). Освоить-то она его освоила… А вот хор ей достался небогатый: три бабульки с дребезжащими от старости голосами. Мужских голосов не то чтобы не хватало – их вообще в хоре не было. Поэтому, увидев в храме двух незнакомых парней, Лариса Михайловна пошушукалась со Стасом и тут же утащила нас с Вовкой к себе на клирос.

Стас ушел в алтарь, готовиться к службе, а Лариса Михайловна с ходу принялась обучать нас знаменному пению. Ее не смущало то, что до начала богослужения оставалось минут двадцать, а ученики ей достались на редкость бестолковые. Просто она была очень рада, что теперь у нее в хоре есть целых два мужчины. И упускать такой подарок судьбы Лариса Михайловна явно не собиралась. Весело щебеча, она раскладывала перед нами листки с какими-то иероглифами. Мы смотрели на них как баран на новые ворота и испуганно пытались объяснить нашей руководительнице, что ничегошеньки в этом не понимаем, что и текст-то на церковнославянском можем прочесть лишь раза с пятого. А уж «топоры» и «крюки» знаменного распева для нас не темный лес даже, а непроходимые джунгли.

Но Ларису Михайловну это ничуть не смутило. Она кивнула, понимающе улыбнулась и сказала:

– Ребята, главное – чтобы пела душа. Попробуйте без слов, без музыки просто помычать басом.

Мы с другом переглянулись и, набрав в грудь побольше воздуха, принялись гудеть так низко, как только могли. Лариса Михайловна была в восторге.

– Вот, отлично! Так и будем петь! Главное – следите за рукой. Я буду указывать, где нужно будет замолчать, а где гудеть дальше.

Началась служба. И мы добросовестно мычали без слов, а Лариса Михайловна плела над этим нашим мычанием какую-то тонкую вязь необычных мелодий. Бабушки на клиросе тоже что-то тихонько пели и поглядывали на нас с явным одобрением. А Лариса Михайловна просто лучилась счастьем – целых два мужских голоса!

Так и промычали мы свое первое Рождество. Без слов. Словно волы, пришедшие поклониться Младенцу Христу. Отопления в храме не было, изо рта вырывались клубы пара. Батюшка торжественно возглашал: «Бог Господь и явися нам, благословен Грядый во имя Господне», Стас выходил на амвон с огромной свечой, Лариса Михайловна с бабушками пели, мы с другом мычали басом. И на душе у меня впервые за многие годы было спокойно и радостно.

Служба закончилась. Священник уже без облачения, в пальто, накинутом поверх рясы, тихо разговаривал с прихожанами. Женщины подметали пол, выложенный потрескавшимися каменными плитами. Бабульки скатывали какие-то коврики и хлопотали возле импровизированных подсвечников. Шла обычная уборка.

И тут произошел казус, о котором я до сих пор не могу вспоминать без улыбки. Старостой храма был тогда Василий – тихий, застенчивый мужчина с печальными глазами. Более кроткого человека я, пожалуй, и не встречал. Меньше всего его можно было заподозрить в хулиганстве или иронии. И вдруг этот кроткий Василий подходит к священнику и звучно так говорит: «Вот, батюшка, хрен вам». А акустика в храме замечательная: если громко что-то сказать, слышно в каждом углу. Все присутствующие, не веря своим ушам, медленно развернулись туда, где батюшка беседовал с Василием. А тот уже понял, что сморозил что-то не то. И лихорадочно пытался размотать какой-то бумажный кулек. Наконец порвал бумагу и вытащил на всеобщее обозрение… четыре здоровенных корня хрена. Первым тогда расхохотался сам батюшка, а за ним и все остальные. Как потом выяснилось, батюшка накануне расхворался и попросил Василия принести ему этот корень для какого-то хитрого рецепта.