— А ты чего так недовольно булькаешь, Розочка? Я же твой клиент, — ухмыляется, читая мой бейджик. — Капучино мне сделай. И обслужи как своего лучшего клиента.
В общем-то клиент – всегда прав… но не тогда, когда один зажравшийся позер засовывает свой язык за щеку и изображает пошлятину.
— Конечно, — я улыбаюсь своей самой сахарной улыбкой и отправляю его к Альке – оплатить заказ.
Варю идеальный кофе и даже вывожу трафаретом аккуратную улыбочку на пенке. Пускай уже это «чудо» пьёт кофе и валит отсюда подобру-поздорову.
— Ваш кофе, — поставив дымящуюся чашку на стол, отвечаю безэмоционально.
«Спасибо», конечно же, не жду. Не то воспитание у этого козлика чернявого. И не зря… потому как этот пижон ведет себя хуже, чем бабуин в зоопарке: опускает свою мерзкую лапищу на мою юбку и больно щипает за левую ягодицу. Моя рука сознательно сжимается на ручке фарфоровой чашки и молниеносно выплескивает дымящийся напиток – прямохонько на нижнюю часть тела пижона.
— Сука, ты сдурела?! — ревёт бугай, но вскочить не может. Сидит богатенький, корячится…
— Рози, — охает Алька, мгновенно подлетая к нам.
— Сучки вы у меня сейчас обе вылизывать будете, — шипит мудак.
Мне так хочется съязвить по поводу его вареной сосиски и что ей разве что только лед поможет и то не факт, но тут меня перебивает всегда спокойная и молчаливая падра:
— Таким хамам в моей кофейне не место! Я подтвержу, что вы приставали к Розе, и если вы немедленно не покинете помещения – мы вызовем полицию!
— Ты то куда, поночка? — с усмешкой говорит Митяй, вышедший из подсобки (такой же пижон, недавно пришел к нам работать). Отодвигает Альку в сторону и переходя на русский матерный доходчиво объясняет пижону как он не прав, что нужно бы извиниться перед «его девочками», а после выволакивает сопротивляющуюся тушку на улицу.
— Не прощаюсь, курицы! — плюется чернявый напоследок.
Ну-ну… топай, козлинка борзая.
— А Дима-то какой защитник! — подмигиваю насупившейся Альке и шутливо прихватываю кончик ее косы. — За свою Рапунцель всех порвет.
— Ну, знаешь ли..! — пыхтит моя боевая падра, вламываясь в подсобку за насвистывающим парнем.
А я снова вставляю в уши подсы и под задорный музончик начинаю отмывать последствия своей мсти. Эх, надо было варить Американо… он хотя бы не сладкий.
Кир
Белобрысый мудозвон выталкивает меня на улицу. По котлам вижу, что он из наших. Только ведет себя, как сраный каблук или кастрат.
— Еще раз твою кривую рожу здесь увижу, калекой будешь, — брызгая слюной распыляется этот токсик, но слишком часто пялится за стекло, где остались две куколки.
Оу, так он очки себе набивает. Не за мой счет, бро.
— Нахер вали, дружочек. Ты-то кто такой? Неужто на жопастенькую свой болт положил? — ухмыляюсь, нарываясь. Хочу спустить пар… вломить кому-нибудь достойному – этот подойдет.
— Тебя не колышет, — огрызается пацан, и кривится, усмехнувшись: — Обеих не советую трогать, яйца побереги. Лучше к мамочке сходи штаны сменить, а то, как обоссался всё равно.
Напоследок мы всё же хватаем друг друга за грудки, как борцы на ринге, но поняв, что силы равные – расходимся каждый своей дорогой.
Всё равно, зеленоглазую я однозначно пару раз кусну за жопку, уж больно мясистая... А вот вторую нет – через-чур правильный ангелок с косой, что чувствуешь себя, как Емеля. Такую портить даже для меня ту мач – слишком правильная, как сахарок.
