– А кем он был до аварии?
Улавливая, как меняется в лице Олег, Лена понимает, что сморозила что-то не то, лишнее. В ужасе судорожно пытается придумать, чем бы исправить положение, но Олег говорит медленно и внушительно:
– Нужно землю таскать – возьми кого-нибудь другого. Его не бери. Никогда. Если не слушают тебя – говори мне… Если будет приставать кто – тоже говори…
Лена торопливо кивает ему, робко улыбаясь, заглядывает в его черные блестящие глаза, смотрит на красивые его брови – «соболиные», всплывает в ее памяти слово из русских сказок, – смущается, переводит взгляд на его широкую грудь, где под тонкой тканью выпирают мощные грудные мышцы, и вмиг пустеет в ее голове.
– А кем был, – продолжает Олег, – так тут все спортсмены. Бывшие…
Лена осмеливается посмотреть ему в лицо, и видит, что он улыбается, и снова смотрит, затаив дыхание, в эти странные, такие глубокие, такие мрачно-притягательные глаза. Потом собирается и вспоминает: спортсмен, бывшие, и он тоже… Она говорит уважительно, сама не веря своей смелости – разговаривать с Ним, боже мой:
– Вы и сейчас похожи на спортсмена.
Олег хмыкает и не без интереса спрашивает:
– Какого?
– Ну… не знаю. На какого-то борца.
Он задирает вверх одну красивую бровь и снова разглядывает Лену с головы до ног, отчего ей мигом становится душно.
Голос его звучит непривычно мягко, даже ласково и слова текут как-то медленно:
– Ну, а ты… чем… занимаешься?
– …Я?.. эээ… я – аэробикой…
Он повторяет:
– Аэробикой… – и кивает понимающе. Сжимает снова губы, пряча улыбку, и говорит:
– Ну и как? На поперечный шпагат-то садишься?
Лена, которая совсем недавно освоила, наконец, эту гимнастическую фигуру, радостно ему улыбается:
– Нет… На продольный только… пока…
И смущается снова, так как видит, что в черных глазах загорается непонятный ей огонек. Лена не знает, что и подумать. А что она такого сказала? А это он про какую борьбу? Женскую? А такая есть? Взгляд у него какой… Боже, он такой красивый.
Олег становится чуть серьезнее и тон у него появляется почти отеческий:
– Ну, как тебе здесь?
– Мне? Мне очень хорошо, то есть нравится, очень, – торопливо отвечает Лена. Олег снова улыбается, и она совсем заливается краской. Молчит, боится и дышать… но вдруг вспоминает первый разговор – о розах – и ей сразу становится легче. Она говорит:
– Приходите в оранжерею, там завтра или послезавтра одна роза собирается зацвести. Она – почти черная… В оранжерее таких еще не было, недавно привезли, и вообще таких в городе нет, только здесь… она редкая, пока что…
Поскольку Олег слушает ее внимательно и не перебивает, Лена смелеет:
– А вам розы вообще нравятся?
– Розы? – переспрашивает он, задумывается на секунду; потом округляет свои чудные черные глаза, и пылко заявляет, энергично крутя круглой головой и широко улыбаясь: – Еще как!
Лена тихо смеется, довольная, что он шутит. Когда она замолкает, наступает звенящая тишина, потому что они смотрят друг на друга во все глаза, глаза в глаза, и Лена быстро тонет в их горячей темноте, а Олег вдруг неожиданно выпаливает:
– Черная, говоришь… а такая бывает?
– Нууу… – Лена возвращается в реальность и в ней просыпается на один краткий миг ученый ботаник. Думая, как бы не налажать, она закусывает губу, – вообще… в морфологии растений черного цвета не бывает, они все или темно-красные, или темно-синие, темно-коричневые. Но вот Блэк Баккара – она очень темная. И дорогая. И редкая. И в Сибири точно не растет… – Лена улыбается и ловит ответную улыбку, когда Олег негромко говорит:
