В этом году новоизбранный Чертожец Черногорья издал приказ прибыть всем, и среди списков есть племя Карси. Я надеюсь их встретить и поговорить. Это мой шанс. Я уговорила отца поехать от его лица и принести свои поздравления соседнему правителю. И скрипя сердцем, он согласился.
Ноги гудят от усталости. Мы идем уже несколько часов, а я чувствую, что продвинулись совсем недалеко. Снег глубокий, каждый шаг дается с трудом. Григорий молча шагает позади, изредка останавливаясь и прислушиваясь к лесу.
Солнце клонится к закату, окрашивая верхушки елей в оранжевый. Скоро стемнеет, а у нас нет ни еды, ни теплых вещей. Я пытаюсь не думать об этом, сосредотачиваясь на следующем шаге.
– Госпожа, – голос Григория звучит настороженно. – Смотрите.
Сквозь деревья виднеется что-то темное. Я щурюсь, пытаясь разглядеть… Повозка. Наша. Она стоит, накренившись на бок, одна оглобля сломана. Лошадей нет.
– Осторожно, – Григорий выходит вперед, загораживая меня своим массивным телом.
Мы медленно приближаемся. Вокруг повозки снег истоптан множеством следов. А потом я замечаю красные пятна на белом – кровь. Она тянется неровной цепочкой от повозки в лес.
Ясна
На мгновение мне кажется, что все вокруг застыло, даже кровь в моих жилах, которая моментально превратилась в лед. Я перестаю дышать, пока оглядываюсь по сторонам, бегло скрещивая взгляды с помрачневшим Григорием. Его мышцы напряжены, как будто он уже приготовился отбивать атаку.
Тихое всхлипывание прорезает лесную тишину. Оно доносится из той стороны, куда ведут следы крови. Прямо за громадный сугроб.
Шагаю вперед. Снег тихо скрипит под ногами.
Звук, похожий на шмыганье носом, подтверждает мою догадку о том, что за белым сугробом прячется кто-то живой и страшно напуганный. Я подхожу ближе, несмотря на стальной предупреждающий взгляд Григория, отчетливо кричащий "стоять! не двигаться! куда полезла". Он бесшумно достает свои клинки.
Разумнее всего сейчас было бы послушать телохранителя, но я упрямо продолжаю путь. Потому что рыдания, доносящиеся из-за сугроба, так похожие на плач ребенка, ломают мою душу на мелкие частицы.
Григорий недовольно склоняет голову и в два прыжка опережает меня. Я не успеваю опомниться, как он уже стоит с другой стороны снежного холмика, готовый воткнуть их в тело врага. А затем, он останавливается, замерев ледяной глыбой. Его единственный глаз нервно вращается в растерянности. С ошеломительным видом он опускает клинки.
– Что там? – Мое любопытство, прикормленное страхом, просачивается наружу.
Григорий пожимает губу, поднимает руку и манит к себе.
Я следую призыву.
Захожу за сугроб, где следов от крови стало значительно больше, они расширились, заставив снег подтаять.
Малой. Кажется, так его звали разбойники. Тот самый мальчик, который днем угрожал мне ножом. Сейчас он сидит с трясущимися губами, периодически всхлипывая. Его окровавленные руки обнимают тело женщины. Она не двигается. Глаза закрыты.
– Она… Она не двигается… – шепчет мальчик. – Мама! – сквозь слезы он нежно поглаживает ее по щеке.
Мое сердце от этой сцены сжимается так сильно, что причиняет неимоверную боль. Я забываю о случившемся сегодня. Забываю, как этот мальчишка направлял на меня нож и как помог разбойнику меня обмануть… Протягиваю руку в сторону женщины, но мальчик, словно подбитый волк, крепче обнимает свою мать и бросает на меня озлобленный взгляд, опухшими от слез глазами. Он выглядит загнанным в угол зверем.
