Та опять принялась кивать.
– Что ты все головой, как лошадь, прядаешь?! – возмутился несостоявшийся свекор. – Разбирайтесь тут сами, я пойду коньяку выпью, – и вышел из комнаты.
– Славик, лучше водочки, а то давление упадет, – вслед ему посоветовала Мира Мироновна и поплотнее села на стуле. – Я так понимаю, что идти тебе некуда и ты хочешь какое-то время пожить у нас?
Теперь Катя не могла остановиться кивать и вела себя, как китайский болванчик.
– Только я тебя предупреждаю, что мы через некоторое время отсюда уедем. Не кивай! Ты-то без нас куда денешься?!
Катерина успела чуть запрокинуть голову, как Мира Мироновна тихо простонала:
– Господи, это же балаган какой-то… Иди переоденься, я тебе здесь постелю.
Вещей, естественно, не было никаких – разговор утратил смысл. Ночьюв спальне между супругами Вольновыми шло оживленное обсуждение произошедшего, а попросту говоря, подбор вариантов на тему, что делать со свалившейся на голову гостьей.
– Не могу я ее выгнать, – говорила Мира Мироновна, – она же беременная!
– Отошлем ее к Вовке, – предлагал Владислав Игнатьевич.
– Это то же самое, что выгнать!
– Да я понимаю, – не сдавался муж, – но с нами- то что будет? В любую минуту могут прийти документы, не в Израиль же ее с собой брать.
– Можно оставить ей эту квартиру!
– Мира, если мы ее не продадим, нам не хватит денег.
– А так мы обречем на погибель и девочку, и ребенка! Документы еще не скоро придут, давай думать, – взмолилась жена.
– О чем думать, о чем?! Ты только мной командовать можешь, а никакой мало-мальской ситуации разрулить не способна. У меня впечатление, что я нахожусь в таком ладненьком, складненьком дурдоме: какая-то Катя, какой-то ребенок… Вырастили Дон-жуана на свою голову! Мало того, что мы этого великовозрастного балбеса содержим, так давай еще всех его девок себе на шею сажать!
– Тише, Славик, тише, Катя может услышать.
– Катя? А может, она и не Катя! Ты у нее документы проверяла?
– Она справку об освобождении показала.
– Господи, – охнул Владислав Игнатьевич, – она еще и без паспорта! Мира, ее в Ленинграде искать будут, она должна была в милиции отметиться!
– Вот именно, – подхватила жена, – а она к нам поехала, у нее никого нет. И денег нет… Я еще удивляюсь, как она не в угольном ящике под вагоном до нас добралась.
– Какие угольные ящики, не говори абсурда! Такой способ передвижения я поледний раз видел только в фильме нашего детства «Армия Трясогузки снова в бою».
– Славик, прошу тебя, давай на «Трясогузке» и остановимся. Мне самой все это не нравится, но мы ее уже приняли, а значит, и обнадежили. Давай поступим по совести: съездим в Ленинград, ее дела уладим, заодно на Вовку посмотрим. У тебя же связи остались, ты только недавно в отставку вышел…
– Вьешь ты из меня веревки, Мирочка дорогая, – только и мог сказать Владислав Игнатьевич. – Гаси свет, утро вечера мудренее.
Когда на следующее утро поднялось горячее оранжевое солнце, все неприятности и недосказанности показались чем-то нереальным. Всем – и чете Вольновых, и Кате Измайловой. Все дружно позавтракали, прошлись по магазинам, зашли в женскую консультацию и милицию, а еще через день так же дружно отправились за новыми документами для Кати в город на Неве. Как раз с бумажными-то делами все обошлось как нельзя лучше, но предстоял еще разговор с Владимиром, который обещал быть малоприятным. Ко всеобщему изумлению, разговор получился теплым, родственным и замечательно безрезультатным.
