– Сейчас выходил из дома, ровно пять по радио пропикало.
С этой минуты у Измайловой исчез лингвистический комплекс неполноценности и она для себя решила, что просто все тут большие выпендрежники, а обойтись можно и своим родным языком. Вот Мирончик подрастет и выучит.
А пока рос сын и старели родители, Катя вела дом, а вечерами отдыхала перед телевизором. Смотрела все подряд и призывала к этому Миру Мироновну и Владислава Игнатьевича.
– Сегодня новый сериал начинается, давайте вместе посмотрим!
– Катюша, не любим мы сериалов, – оправдывались старики, Воспитанные на нормальных полноценных кинолентах.
– Да бросьте, все равно ведь, если наше… Это что-то новенькое, «Сайда-Форсайда» называется. Двадцать четыре серии! – не сдавалась Катерина.
Мира Мироновна тут же бралась за просветительскую работу и начинала коротенько сообщать, что есть такой английский писатель Голсуорси… А ее муж только бурчал: «Пусть смотрит, ведь читать все равно не станет». И уходил на лоджию.
В общем и целом, Катя была счастлива. В Израиле не было мест, куда бы ее могли уговорить или заставить пойти – Ни Эрмитажа, ни филармонии, – а на природу чета Вольновых давно выбираться перестала в силу изматывающего субтропического климата.
Мирончик подрос и его первыми словами были те же, что и у всех детей в Союзе. Когда к ним на побывку приезжал Володя – какая разница, куда ездить к родителям, в Краснодар или в Израиль, – ребенок радостно с порога интересовался:
– Дядя, кто вам нужен?
Владимир протягивал ему руку и замешкивался, припоминая.
– Тебя же, как деда зовут… Черт… Игнат? Или Мирон?
– Мирон Вольнов, – сообщал мальчик. И добавлял, сморщив носик так же, как мама: – Чертыхаться при детях нельзя.
Приезжий папа внимательно рассматривал ребенка со всех сторон – видимо решал, что сгодится, и подытоживал:
– Веди меня в квартиру, я поживу у вас немного. Ты не возражаешь?
– Нет, – серьезно отвечал Мироша, – места у нас много, всем хватит. А вы кто, гость или родственник?
– Я твой папа, – признавался Володя, – только живу в другом государстве.
– Почему? Папы живут в семье!
– Ну ты еще меня поучи. Обстоятельства.
К тому времени, как Мирончик стал понимать, что такое обстоятельства, Владимир успел дважды жениться и развестись, но поскольку папа он был просто замечательный, то всех детей от развалившихся браков он присылал хотя бы ненадолго пожить к бабушке с дедушкой в Израиль.
– Ты не держи на него зла, Катюша, – пытаясь оправдать сыновнюю бесцеремонность, говорила Мира Мироновна.
– Я вас умоляю! – бодрилась Катя, которой до смерти надоел детский гвалт и постоянная готовка на ставшую вдруг огромной семью. – Это же ваши внуки, такие же, как Мироша… Мы их должны принимать и любить.
– Вот-вот, – вклинивался Владислав Игнатьевич. – Держись, дочка, знала, с кем связываешься. Терпи теперь.
– А я и терплю, причем с удовольствием, – откликалась Измайлова, окидывая взглядом четверых разновозрастных детей, из которых старшим был ее Мирон.
– Лицо ты держать умеешь, а главное – на сердце ничего не держать, – продолжал поучать Вольнов.
– Честно?
– Конечно, как же иначе, мы ведь родные люди.
– А если по чесноку…
Мира Мироновна ахала:
– Мил моя, не уродуй родной язык!
– Да теперь уже без разницы, – задумчиво говорила Катя. – Не известно, какой теперь родной, русский или тот, на котором выживаешь. А если он дальше будет жениться, плодиться и разводиться, оставаясь хорошим отцом? Нам дома и денег не хватит, чтоб такую прорву детей содержать!
