Москва в конце сентября была прелестна: голубое, словно умытое дождями небо, практически безоблачное, желтые, еще не облетевшие березы, буйство красок в парках и садах. Однако Рудольфу было не до красот: дел оказалось невпроворот. Получить указания, оформить имущество, выбить положенное, договориться о спешной отправке.
Встреча с Сергеевым прошла быстро и по-деловому. Рудольф запомнил только крепкое рукопожатие и внимательный, пристальный взгляд глубоко посаженных глаз. Высокий лоб товарища Сергеева и чуть длинный нос придавали ему сходство с крупной птицей – нацеленной на полет и на победу. Говорил Сергеев кратко, и Рудольф практически не волновался: понятно было, что ему необходимо, и растекаться мыслями по древу не пришлось.
Получив разрешение наведаться в резерв авиаспециалистов в поиске мотористов и летчиков, Рудольф отправился с Петроградского шоссе в знакомое здание на Садовой Триумфальной. И там на входе практически нос к носу столкнулся с невысоким серьезным парнем. Лицо его показалось знакомым, и память услужливо подсказала: Гатчина, июль 1916 года, палатка мотористов на учебном аэродроме офицерской школы…
– Яков? – Парень обернулся на зов, нахмурился, с прищуром посмотрел на Рудольфа. Потом улыбнулся: – Рудольф? Который во Францию попал?
– Он самый, – Рудольф улыбнулся. – Не скучаешь, Яков, в резерве?
Глаза у парня загорелись огнем:
– Да каждый день к начальнику хожу! Жду назначения…
– Пойдешь ко мне в отряд? Набираю мотористов, – Рудольф улыбнулся. – В 23-й отряд, тот самый.
– Пойду, – Яков серьезно кивнул. – Коли бюрократы местные отпустят…
– Отпустят, – Рудольф усмехнулся. – Как фамилия твоя?
– Жуков.
– Ну, значит, скоро увидимся, Яков Жуков!
Рудольф отправился к начальству и в итоге вытребовал себе опытного боевого летчика, на что никак не рассчитывал: думал, что все они уже пристроены. Леонид Ефимов оказался невысоким и спокойным. Он воевал в Империалистическую войну в 13-м отряде и потом в 5-м отряде истребителей – в 1915 году совсем недалеко от Рудольфа, под Варшавой. Был кавалером Георгиевских крестов всех четырех степеней и офицерского ордена Святого Георгия: подбил немецкий самолет, и тот вынужден был совершить посадку в русском тылу. За боевые заслуги Леонид получил звание прапорщика. Попал в немецкий плен весной 1917 года и провел там десять месяцев… Рудольф не верил своим глазам: это была несомненная удача.
Так что в Тулу они выехали уже вчетвером. Поезд тащился медленно, за окном проплывал осенний лес. Подольск, потом Серпухов, Ока…
– Ползет и ползет. Хоть выходи грибы пособирать, – горячился Яков. – Вон видно, на опушке, подосиновик стоит…
Леонид только слегка улыбался. Он был молчаливым, тихим, невысокого роста и только иногда улыбался, подкручивая аккуратно подстриженный ус. Никогда бы не подумал, что на груди у этого парня когда-то был целый иконостас, подумал про себя Рудольф. А впрочем, он ценил это качество: показуха была свойственна скорее золотопогонникам, причем чем меньше человек стоил на деле, в воздухе, тем больше рисовки было у него на земле.
1919. Тула
Наконец, добрались до Тулы и стали искать прибывший сюда 23-й отряд. В Туле были транспортные пробки от частей, отступавших к Москве. Ходили упорные слухи, что в Старом Осколе белых встретили с колокольным звоном; что из комиссаров, бежавших из Старого Оскола, на станции Касторной убито человек восемь. Что в Ельце, при слухе о подходе казаков, местные красноармейцы побросали винтовки и бросились, подняв руки, сдаваться. Трамваи с пятого октября по праздникам не ходили, так что по городу за неимением в отряде автомобилей приходилось передвигаться пешком.
