Бодро поставила табуретку, забралась на нее, потянула на себя картонную коробку, перемотанную скотчем, и тут же поняла, что не удержит ее.
– Богдан, помоги!
– Чего там у тебя? – быстрый взгляд через плечо и ленивый ответ: – Сама справляйся, не переломишься. Меня тут убьют сейчас.
– Богдан, ну суставы же болят! Три килограмма удержать на весу не могу. Подержи, тут секунда буквально.
– Вот как жрать сготовишь, тогда помогу.
– Да сейчас сготовлю! Вот коробку сниму и сразу пойду готовить. Помоги!
Ей пришлось канючить еще минут пять, изнывая от боли в кистях – не хватало сил ни снять, ни поставить обратно.
– Да зае…а ты меня уже! – психанул сын, взлетел на табуретку рядом, снял ящик и с грохотом бухнул его на пол. Жалобно звякнула посуда. – Жрать уже готовь иди! Хватит х…й страдать!
– Ты посуду разбил, наверно! – со слезами завопила она, склоняясь над коробкой. – Ты в дом нитки не купил, а всё колотишь!
– Как ты меня достала! – процедил Богдан зло и снова уселся за комп.
Зина быстро открыла ящик. У них не было серванта. Всю приличную посуду она убрала на антресоли («Жениться надумает – хоть что-то ему выделить смогу»). К счастью, тарелки не пострадали. Настроение сразу поднялось. Она на всякий случай переложила их газеткой («Обратно будет ставить, опять грохнет, ума хватит»), вытащила то, что ей нужно, и ногой отодвинула ящик к стене, чтобы не спотыкаться об него. Всё равно пока Богдан не поест, не уговоришь его на место убрать.
На кухне у них тоже вещей почти не было. Один шкафчик с сушкой, раскладной стол, плита и раковина. Из‑под встроенного шкафчика она взяла десяток картофелин, быстро счистила отростки – молодую картошку они позволить себе не могли – и бросила их в мусорку. Картошку – в раковину. Включила воду – пусть грязь отмокает. А сама, вытерев руки, открыла шкатулку.
Шкатулка – это громко сказано. Металлическая коробочка – в детстве в таких продавали круглые разноцветные леденцы. Зина не знала, сколько они стоили. Наверно, дорого, раз мама ни разу их не купила. За всё детство она не попробовала ни одной штучки, а потом и вовсе исчезли они из магазинов (хотя недавно девчонки на работе утверждали, что сейчас всё можно купить, были бы деньги). Много лет назад коробочку она приметила в мусорном ведре у соседки. Тогда возле домов не стояли мусорные ящики, как сейчас. В восемь часов вечера приезжал мусоровоз, и жители окрестных домов по очереди вываливали в его кузов мусор. Важно было не опоздать – следующий мусоровоз приедет только через сутки. Поэтому люди приходили заранее, сидели на лавочках, на хлипких оградках, прямо на траве в тени деревьев. Переговаривались. Дети играли. Во время игры она и приглядела коробочку. Первой мыслью было – забрать потихоньку, пока никто не обращает внимания. Но тут же сообразила: много народа, кто-нибудь да заметит. Пока она набиралась мужества, чтобы попросить у соседки ненужную вещь, подъехал мусоровоз, и девочка, испуганная тем, что такая замечательная шкатулочка от нее ускользнет, заспешила, затараторила:
– Теть Дина, не выбрасывайте коробочку! Пожалуйста, отдайте ее мне.
Столько мольбы в ней было, что соседка, скривившись, протянула ведро.
– Только вымой с мылом хорошенько! А лучше кипятком обдай.
Домой Зина возвращалась на редкость счастливой. Мылом помыла, а кипятком не обдала. Иначе пришлось бы правду маме выложить, что из мусора взяла, а она бы отругала: «Ведешь себя точно нищенка!» Поэтому Зина сказала, что шкатулку у подруги на фантики выменяла.
