Оставшись один, Палыч загрустил. Одно дело делить подземелье с живым человеком и совсем другое – сидеть слепым одиноким кротом. Несмотря на скитальческий образ жизни, пить один Палыч так и не научился. Всегда стремился к обществу соплеменников, коими он называл таких же, как сам, любителей вольного образа жизни.
Был у него один приятель, который умудрялся бродяжничать при живой жене и трехкомнатной квартире. При этом он вовсе не от жены бегал. Просто любил бомжевать и видел в этом свое предназначение.
Вел он подобный образ жизни не год и не два, а целых пятнадцать лет. Пропустил даже смерть жены. Потом, правда, его все же разыскал сын и, чтобы батя наконец взялся за ум, уговорил уехать в Америку, где у сына были ранчо и куча денег. Это Палыч слышал от самого приятеля и радовался за него. На старости лет поживет человек в тепле и довольстве. В Америке, говорят, морозов, как у них в Костроме, не бывает, и полицаи не то чтобы добрые, а просто нет им до тебя никакого дела. Живи как хочешь, делай что вздумается.
А года через три приятель вернулся и нашел Палыча. Оказалось, что выдержал он американской сытой жизни ровно год, а потом ушел из дома, прибившись к каким-то старым потрепанным хиппи, с которыми стал кочевать по стране.
Сын этого допустить не мог и, после того как отца обнаружили в наркоманском притоне, привез обратно, на прощание сказав, что горбатого могила исправит.
На радостях, что его оставили в покое, приятель сколотил целую компашку из местных бомжей и принялся рассказывать им про американские нравы. На всю зиму рассказов хватило, и с той поры не было у Палыча лучше компании.
Разве что с Валюшкой, бабой, тонко чувствующей и понимающей.
Утром он ходил навещать ее и узнал, что лежать ей в горбольнице еще недели две, не меньше.
После этого известия Палыч, и без того державшийся из последних сил, загрустил окончательно, поэтому в норе своей вечером сидеть не стал. Приготовил кое-какую снедь к добытой по пути из больницы бутылочке пивка и, как стемнело окончательно, вылез наружу. Звезды – тоже ему подружки. Не раз ночевал под ними и всегда дивился их красоте. И никакие они не равнодушные, как думают некоторые. Озорные и любят подмигивать.
Обустроившись на траве возле лаза, Палыч откупорил пиво, сделал, как положено, три глотка и, закусив чипсами из супермаркета – спер из тележки у кассы, – сказал:
– Ну, будем здоровы, звездульки мои.
Звезды, как и ожидалось, весело подмигнули в ответ, и Палыч почувствовал, что огорчения, как ржавчина, потихоньку смываются с его души.
Он стал мечтать о возвращении Валюшки и о том, какой бы сюрприз приготовить для нее к этому дню.
Задумавшись, Палыч так увлекся, что не слышал ни шорохов за спиной, ни шагов.
И только увидев прямо перед собой двоих в черном, сначала оторопел от ужаса, а потом дернулся в попытке встать.
Попытка не удалась, и Палыч не понял, почему вместо того, чтобы подняться, остался сидеть на земле. Несколько мгновений он удивленно смотрел на торчащий из собственной груди нож и расплывающееся вокруг него бурое пятно.
Он еще успел подумать, что рубашка почти новая и носилась бы долго, особенно если не портить хорошую вещь стирками, а потом вдруг ему стало так больно, что стерпеть эту невыносимую боль Палыч не смог.
Один из двоих наклонился, вытащил из груди нож и, обтерев о рубашку покойника, убрал в карман.
