Рука об руку - страница 18

За горизонт!

Зная, что можно больше не чувствовать боли,

Зная, что уже всё в порядке,

Спешу навстречу тебе.

Сейчас, когда горизонта больше нет,

Я стою перед тобой.

Когда ты говоришь мне: «Добро пожаловать домой», —

Я отвечаю: «Извини, что заставил ждать»,

Я отвечаю: «Всё только начинается»,

Я отвечаю: «Я дома».

Став светом, мы понимаем,

Что горизонты создаём и стираем сами.

Над землёй гроза, и такие помехи, что моё внутреннее небо заволокло облаками, и связь пропала.

Такие густые помехи, так долго, что я забыла, что связь когда-то была, и я забыла, с кем была эта связь.

Как будто кроме грозы ничего нет.

Однажды я надела на глаза мягкую повязку и пошла, доверившись руке проводника. Когда я открыла глаза, я обнаружила себя в радиорубке, в центре которой стоял голографический аппарат.

Взгляд голограммы был самым родным во вселенной.

Я была в этой рубке достаточно, чтобы запомнить, где среди моих внутренних ландшафтов её искать. И достаточно, чтобы настройки приборов прописались глубоко внутри меня.

Чтобы в моём внутреннем небе появились проблески.

Большая часть приборов неисправна, или я не знаю, как ей пользоваться. Голографический аппарат работает по праздникам. По тем праздникам, когда радостно, и по тем праздникам, когда что-то хорошее уходит навсегда, чтобы уступить место такому хорошему, которое пока и представить невозможно.

Зато теперь всегда работает телефон.

Я могу поднять трубку, набрать номер и услышать голос, который жажду услышать.

Иногда в рубке включается и начинает орать приёмник.

Когда я долго=долго не слышу телефонных звонков, оставленная на автоответчике запись пропускается через усилитель и громкоговоритель.

Оглушительно. Всегда очень по делу.

А по праздникам, по тем праздникам, когда радостно, и по тем праздникам, когда что-то хорошее уходит навсегда, чтобы уступить место такому хорошему, которое пока и представить невозможно, работает голографический аппарат. Я могу почти коснуться того, кто на том конце. Аппарат сияет, как будто костёр, как будто мы сидим и греемся у костра.

Потом батарея аппарата садится, я ставлю её на зарядку, вспоминаю, где в башне включается отопление, и тянусь к телефонной трубке.

Я думаю, что при достаточном уходе за этой башней в ней всегда может быть тепло, и голографический аппарат может работать долго и надёжно. Как когда-то не было телефона, а теперь всегда есть телефон.

А потом я вспомню, что я умею переходить за край грозы, и перейду.

Он будет ждать меня там.

Получаю из хранилища свои ноутбук и телефон, включаю телефон.

49 пропущенных вызовов. Вначале сплошь от Оливии, потом попеременно то Оливия, то Марселла. В конце только Марселла.

9 новых сообщений.

От Оливии.

«Амстердам, Виктор умер. Не могу до тебя дозвониться. Похороны послезавтра. Позвони мне, как прочтёшь это сообщение».

Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на пол прямо посреди холла.

«Амстердам, прощание завтра в 14. Все встречаются в полдень у нас. Ты будешь?»

«Амстердам, мать твою».

От Марселлы.

«Амстердам, мне очень жаль. Если тебе нужно будет поговорить с кем-то, ты всегда можешь позвонить мне. Оливии тяжело, но сейчас я с ней. Может быть, это шанс и для нас оставить старые обиды и вновь сблизиться».

С неизвестного номера.

«Уважаемый Амстердам Дисмор, здравствуйте. Это адвокат и управляющий делами Виктора Нортстоуна. Приношу Вам свои соболезнования в связи со смертью Вашего друга. Вы упомянуты в завещании, но оглашено оно может быть только в Вашем присутствии. Пожалуйста, свяжитесь со мной по этому номеру при ближайшей возможности. С уважением, Ричард Палмер».