Словом, в любой другой день Кэссин был бы вне себя от восторга, повстречав похоронную процессию. Сейчас же он был вне себя от бессильной досады. Господин Нигори, судя по всему, был действительно очень важной персоной: шествие растянулось едва ли не на полгорода. Вот ведь незадача! Стой теперь, кусай губы, сжимай бессильно кулаки и жди, покуда покойный Нигори доберется до Королевских Усыпальниц: в отличие от простых смертных государственных чиновников хоронят не в семейном склепе, не на городском или деревенском кладбище, а в особых усыпальницах, и путь туда неблизкий. Солнце перевалит далеко за полдень, когда Гобэй и Кэссин смогут наконец пересечь улицу и отправиться туда, где так не терпится оказаться Кэссину, – в обиталище мага, в место его средоточия.
– Это совсем уже никуда не годится, – негромко произнес Гобэй. Кэссин его едва расслышал. Потом Гобэй пробормотал еще что-то, а потом крепко стиснул плечо Кэссина. – Идем, – шепнул маг, – только смотри не столкнись ни с кем. И не останавливайся.
Наказание за нарушение похоронного церемониала в столице полагалось суровое, но Кэссин последовал за магом без колебаний. Он осторожно и быстро пересек улицу, стараясь ни на кого не натолкнуться. Странное дело – ни его, ни Гобэя никто даже не заметил. И лишь когда Кэссин остановился и оглянулся на оставшееся за спиной шествие, на него с бранью налетел верзила-водонос: мол, по какому такому праву наглый мальчишка выскочил откуда ни возьмись прямо ему под ноги, да еще так неожиданно, что он всю воду едва не разлил с перепугу?! Да за такие дела полагается!.. Да ему бы, сопляку!.. Да откуда он тут такой вообще?!
– Мальчишка со мной, – холодно сообщил Гобэй, остановившись на мгновение, и водонос рассыпался в извинениях: с плеч Гобэя ниспадал невесть откуда и когда появившийся плащ мага, а с магами ссориться – себе дороже.
– Поторапливайся, – недовольно произнес Гобэй, и Кэссин охотно повиновался: именно этого ему сейчас и хотелось больше всего на свете.
Городских ворот Кэссин почти не увидел; тем более его не занимали тенистые рощицы и влажно сияющие зеленью луга – картины, клубящиеся в его воображении, властно заслоняли собой реальность, и он с нетерпением ждал той минуты, когда одна из этих картин воплотится в жизнь. Каким окажется дом волшебника? То перед мысленным взором Кэссина воздвигались сумрачные замки – один неприступней другого, – то колдовское обиталище взмывало вверх и оказывалось сотканным из облаков, из предутреннего тумана… Однако все фантазии Кэссина, даже и самые буйные, не имели ничего общего с действительностью. Действительность оказалась куда как красочнее.
Кэссин глазам своим не поверил, когда, обогнув холм и миновав рощу, увидел изгородь. Палисандровый сундучок для жертвенных благовоний он у своего дядюшки видел – но забор из палисандра?! Кэссин совсем по-детски протер глаза. Видение не исчезло. Изгородь стояла на прежнем месте.
А за изгородью возвышался… нет, не замок, а дом – но какой дом! На розовом фоне темно-бурые и черные прожилки сплетались в восхитительный узор: вот таинственный лес сплел сучковатые ветви непреодолимой преградой, вот морская волна разбивается о скалистый берег, а вот полосатый тигр притаился в густых зарослях… просто глаза разбегаются! Смотрел бы и смотрел. У мамы была маленькая шкатулочка из такого камня… и очень маленький Кэссин любил, утащив шкатулочку из темного ящика, забраться с ногами на постель и подолгу разглядывать замысловатый узор на ее поверхности… а теперь мамы нет, и шкатулочка перешла невесть в какие руки… а Кэссин даже и не знает, из какого камня она была сделана…
