Если бы я знал, что мне достаточно одной минуты, чтобы встретиться с ним воочию… Но я не знал, поэтому быстро нашёл в телефоне его контакт и нажал кнопку.
Прижав трубку к уху, я услышал радостный Валеркин голос, звучавший, как если бы ко рту приложили трёхлитровую банку:
– А чё это ты такой весь зелёный? И по сторонам не смотришь?
Валеркин голос тут же оказался заглушён благородным рокотом пролетевшей мимо машины. Меня даже немного развернуло воздушным вихрем.
– Ага, это я! Это я, говорю, Валерка! Это я мимо тебя только что – фьють!
– А что ты как из бочки? Скорость звука превысил?
– Да тут хэндзфри надо немного подстроить. Так ты чего такой зелёный-то? Вчера был как огурец.
– Огурец тоже зелёный, – сумрачно заметил я.
– Да ну? – закосил под недоумка Валерка и весело заржал, вызывая у меня приступ чёрной зависти к его жизнерадостному настроению.
Ничего он не прояснил по поводу вчерашнего, зато бурно посетовал, что мы его задолбали своими спорами о смысле жизни и о предопределённости выбора, стоящего перед человеком. Даже были готовы на физическое убеждение несогласных. (Валерка явно имел в виду себя). Мудрецы тоже нашлись! Он хоть и солидарен с великими в том, что истина в вине, но не до такой же степени! И, не дожидаясь уточняющих вопросов, Валерка предательски слился со связи.
Я к этому времени окончательно перешёл улицу Деникина и повернул направо, в тенистую аллейку. Здесь было значительно лучше, чем на солнце, и мой измученный нарзаном организм тут же сказал мне спасибо. В солнечных кляксах на дорожке важно грелись раскормленные сердобольными бабками жирные голуби, между которыми непредсказуемо мельтешили не менее жирные воробьи. Лето, тепло, изобилие, птичий коммунизм. В благодарность за удовлетворение потребностей птички, в соответствии с известным постулатом, изобильно реализовывали свои способности, что значительно усложняло безопасное продвижение по аллейке. Но это было всё-таки лучше, чем подставлять палящему солнцу свою инвалидную голову.
Несмотря на явное нежелание Валерки сотрудничать в поисках истины, одна идейка у меня всё же проклюнулась. С чего бы это нас потянуло на дискуссию о предопределённости выбора? А вот с чего. Теперь я полностью был в этом уверен. На стене у Кирилла висела репродукция картины «Витязь на распутье». Дома-то он такое безобразие не повесил бы, предпочтя какой-нибудь сюр Никаса Сафронова, но на даче – можно.
Когда мы достигли первой стадии просветления под воздействием водки «Царская», во весь рост встал вопрос: а что там у Васнецова написано на камне? Версии множились, равно как и степень нетерпимости к мнению несогласных. Кровопролития удалось избежать благодаря интернету и трезвому Валерке. В поисках истины мы жадно сгрудились вокруг хозяйского ноутбука. Оттирание друг друга от стола и суетливая борьба за тачпад и мышку в конце концов привели к появлению на экране той самой картины, под которой располагался вопрос: «А какое решение принял бы ты?». И варианты. По какой-то причуде высших сил отвечать выпало мне. Но я почему-то струсил перед выбором и долго разглагольствовал, что, мол, коня у меня нет, значит – его не потерять, а жена, наоборот, есть, и вторая не нужна, а голова то ли есть, то ли нет, сам не знаю. С последним мои друзья горячо согласились, но всё равно принудили меня к ответу. И я поставил галочку – но куда? Хоть убей, не помню!
