– Сынок…, вот в какой беде пришлось свидеться…, – дрогнувшим голосом промолвил он, – прости, княже, не уберёг я твово сына, казни меня нерадивого!
– Брось старик, болезнь его источила, ты тут не причём.
Добрыня Малкович скучал вдали от Владимира. Всё-таки с трёх лет поднимал его, выпестовал, выучил. Да и Владимир отца родного едва помнил, вместо него всегда при нём стрый был. Берёг его, лелеял. И обращение его «сынок» великому князю очень дорого было, и его тоже на слезу пробило. «А пестун-то сдал. Сгорбился, поседел и уж на палку опирается», – подумал Владимир.
– Ты что ж, стрый, с помощницей теперь ходишь?
– Да, сынок, старый стал. Мне надобно бы туды, а Вышеслав взял, да поперёд отправился… ему бы жить да жить, даже оженить не успели.
– Все мы в воле Божьей, стрый. Тяжело тебе, наверное, тут управляться?
– Да за меня давно уж, почитай, Константин управляется, – махнул рукой Добрыня, – ты б его утвердил, сынок, а то вящие недовольны, молвят, что самозвано посадничает…
– Утвержу, стрый, вот Ярослава на стол посажу, а Константина в посадники ему. Пусть молодые правят.
– Вот и славно. А мне уж отдыхать пора, я своё отбегал.
Отпевали князя Вышеслава в храме Преображения. Из родных кроме отца были племянник Брячислав и братья: Станислав, Судислав и Ярослав, прискакавший из Ростова к самому отпеванию. Вящие, стоя на отпевании гадали, кого из сыновей, прибежавших на похороны, Владимир Новгороду в князья пожалует?
– Я слышал, Владимир Святославич хочет на Новгородский стол вместо Вышеслава того, хроменького, что из Ростова прибежал, посадить, – шептал самый родовитый из новгородцев, боярин Световит.
– Нам бы здорового князя надобно.
– Он хоть и калечный, но не дурак! Лишь бы судил по Правде! – не согласился Световит.
– И то, правда! Нога не голова, пущай правит нами, коль великий князь назначит!
После похорон сына Владимир, следуя языческому обычаю, справил по нему поминки, почитай полгорода упоил. И прямо на поминках, не дожидаясь веча, великий князь огласил новгородцам свой указ:
– Князем вам, новгородцы, назначаю Ярослава Владимировича. Отныне он будет вами править и судить по Правде.
– Любо-о-о! – завопили шумные и благодарные за щедрые поминки, мизинные.
Уважаемым вящим некуда было деться, себя до вопля не роняли, но рот разевали. Так что, когда после поминок собрались на малое вече в княжеской людской палате, там уж решать нечего было. Однако великий князь обратился к малому вечу с проникновенной речью:
– Дорогие мои новгородцы, ваш славный град навсегда остался в моём сердце. Он вспоил и вскормил меня, в седло посадил и меч вручил. Благодаря вам, дорогие славяне, я обрел великокняжеский стол отца моего Святослава Игоревича. Ныне в князья вам отдаю любимого сына моего Ярослава Владимировича, а новгородское посадничество я прошу вас утвердить за сродным братом моим Константином Добрыничем.
Наступила долгая пауза. Молчали вящие, переглядывались меж собой. Им мнилось, что они сами себе выберут посадника, ан нет. Владимир им не позволил и своей волей назначил сродника Константина. Им это пришлось не по нраву. Не посоветовался с ними князь, не уважил.
– Для чего тогда собрал нас князь, коль сам решил, кому посадником быть? – ворчал степенный боярин. Мы народ вольный и без народного приговора он не должен назначать нам посадника.
– И то, правда, – поддержали старика рядом сидящие бояре, – мы его не выбирали, чтобы он без нашей воли верховодил тут.
