Гелиния бросила на мужа прожигающий взгляд, примерно соответствующий такому выражению: «Как ты мог! К даркам царство, но заставлять человека жить с нелюбимой!» – ну, или что-либо подобное. Рус виновато, но супруге показалось – хитро, пожал плечами: «Понимаю, но откуда же я знал?» Несведущий человек, глядя на подобное выражение чувств, вполне мог подумать, что если бы Рус представлял себе глубину семейных проблем Эрлана, то это в корне изменило бы то судьбоносное решение. Но Гелиния уже успела выучить мужа, как она считала – неплохо, поэтому с грустью определила: «Эх, мужи… и ты, Русчик, ничем от них не отличаешься… наплевал бы ты на Эрланово горе…» Именно «горе»! Юношеский, в ее случае – девичий, максимализм у молодой княгини не вполне еще выветрился.
Роскошная женщина в длинном шелковом платье с традиционной этрусской вышивкой быстро оценила обстановку. Похоже, мужа она на самом деле нисколечко не ревновала, зато какой повод поскандалить! Но, мгновенно узнав Руса, преобразилась. Она не видела «сына Френома» на крыльце главного Фрегорского храма, но дворцовые портреты оказались очень точными. Единственно поразилась, хоть и слышала об этом, его маленькому для этруска росту, навскидку – чуть больше четырех локтей (175 см по-земному).
– Вообще-то он у меня так не напивается… – Роланда, заискивающе заигрывая глядя на Руса, замялась, лихорадочно соображая, как его называть.
– Теперь я князь, царица Роланда, – помог ей «божий сын». – Это я виноват, надеюсь, ты его простишь…
Откуда ни возьмись кабинет наполнился толпой придворных.
«Находка для шпиона, – с пьяной усмешкой подумал Рус, обращая внимание на свободный доступ к, несомненно, секретным документам, – но это пусть сам Эрлан разбирается».
От восторженно-восхищенных, притворно-заискивающих, а порой и открыто злобных взглядов вдруг затошнило. Рус с Гелинией сослались на усталость. Их отвели в роскошную спальню, где муж сразу вырубился и впервые пьяно захрапел. Жена попыталась его растолкать – бесполезно. Подумала, но Силу применить не решилась. Легла подальше и зажала голову пуховыми подушками. Благо их на огромной кровати нашлось достаточно. Погоревала о своей нелегкой судьбинушке, о тяжкой доле женщины, у которой муж – пьяница, и уснула.
Отказавшись пройти в столовую, куда обязательно сбегутся «лишние» придворные, супруги позавтракали в спальне. Нарядились в свою же походную одежду, проигнорировав принесенные богатые платья, и в сопровождении гвардейцев прошли во вчерашнюю «комнату совещаний», а не «кабинет», как ошибался Рус накануне. Нынче их то ли специально вели по центральным коридорам и залам, то ли народ сбежался поглазеть на Френомова сына – Четвертичного Царя[9], но сегодня через толпу придворных чуть ли не пробивались. Атмосфера звенела любопытством, обожанием, завистью, надеждой и ненавистью – типичными придворными чувствами, и «звериному» нутру Руса это крайне не нравилось. А вот привычная к дворцовым порядкам Гелиния переносила сие внимание вполне сносно, хотя и без одобрения.
Хвала богам, в «совещательной комнате» находились знакомые лица: Фридлант, Вавилиан, Эрлан. Свитки и листы пергамента теперь лежали в образцовом порядке, за которым следил один незнакомый Русу человек, намеренно державшийся в тени – «секретарь совещаний» Горлик. Маги, вчера изрядно принявшие на грудь, сегодня, как и положено, похмельем не страдали
