Засунув телефон в сумку, я подняла глаза и чуть не отпрянула назад. Потому что он в один шаг преодолел разделявшую нас нейтральную территорию. Через мгновение я почувствовала его дыхание на своем лбу, а руки на талии.
– Ты совсем замерзла, – прошептал он мне в ухо.
– Это не повод меня лапать, – я попыталась освободиться от его рук.
– Да ладно тебе. Я теплый, а тебе нужно согреться, иначе дело может дойти до воспаления легких.
Он, и правда, был теплый. Даже горячий. А я, и правда, очень-очень замерзла.
– У меня не бывает воспалений легких, – сообщила я.
Еще минутку погреюсь и пойду.
Но он не дал мне минутки. Его руки поползли вверх, дыхание участилось, и, кажется, губы уткнулись в висок.
Я отстранилась и посмотрела на него, вложив во взгляд все доступное мне возмущение.
– Да ладно тебе, – его руки не перестали двигаться. – Это же так романтично. Ты, я, дождь.
Я засмеялась. Не мило захихикала, а издевательски загоготала. Тоже мне, романтик. Мелодрам насмотрелся или ходил на курсы пикапа? Я выскользнула из его куртки, оставив ее в его руках, и ступила прямо в лужу, под упругие струи дождя. Не такой уж он холодный, этот дождь. А даже если и холодный, мне не помешает остыть.
– Ты совсем чокнутая? – услышала я за спиной. – Вернись! Обещаю быть паинькой.
Я сняла босоножки и зашлепала прямо по лужам, поднимая тучу брызг.
Только в море чувствуешь себя по-настоящему свободной. Вдох-выдох, лазурная синева перед глазами, солнце над головой и безбрежный простор, уходящий за горизонт. Когда я плаваю, то забываю обо всем – о том, что дед снова начал тайком курить (как безмозглый пятиклассник, ей-богу!), что нужно, наконец, серьезно поговорить с Кириллом и что я все еще не решила, как жить дальше. Решу потом. А сейчас – только море, чайки и я.
Полежав несколько минут на воде, я опустила очки со лба на глаза и решила продолжить заплыв, как вдруг увидела моторку с бравыми спасателями на борту. На носу сидел грозный Лапоть, корму украшал собою Ерш. Они гнались за каким-то несчастным, что посмел заплыть за вторую линию буйков.
Тех, кто заплывает за первый ряд красных шариков, они не трогают – пусть себе люди резвятся, чувствуют себя дерзкими нарушителями границ и крутыми пловцами. Но второй ряд, оранжевый – это уже запретная зона. Здесь носятся катера и скутеры, и есть реальная опасность остаться без головы. Я тут плаваю только потому, что хорошо знаю, где можно пересекать водную трассу, а где нет, и перемещаюсь, в основном, вдоль обочины. Ну и еще потому, что на меня легче махнуть рукой, чем постоянно вылавливать и водворять на берег.
Я приблизилась к ним в разгар разъяснения правил и выяснения отношений.
– То есть для кого-то это запретная зона, а для кого-то нет? – удивлялся пловец.
– Хочешь, чтобы тебе полбашки мотором оторвало? – кипятился Ерш.
– То есть это опасно?
– А то.
– А почему она здесь плавает? – он кивнул на меня.
Опять он! И пока меня не узнал, что неудивительно – очки закрывают пол-лица.
– Так это ж Русалка, кто ей запретит, – буркнул Ерш.
Глаза пловца чуть не выскочили из орбит.
– Кто? – обалдело переспросил он, косясь в мою сторону.
– Не кто, а где, – оборвал его Лапоть. – Ты сам обратно поплывешь или тебя выловить багром? – Он помахал вышеупомянутым крючковатым орудием.
– Русалка? – все еще недоумевал пловец.
Да, некоторые именно так меня называют. Хотя мое имя по паспорту – Руслана. Мама придумала, очень оригинальная женщина. Я предпочитаю зваться Ланой, но друзья и враги часто зовут меня Рустиком. Я не отзываюсь.
