– Меня мать лишила наследства Броммеров, но моих детей – нет. Верена получит деньги в двадцать шесть лет, но!.. Мой сын получит деньги прямо сейчас. Миллиард евро и титул барона фон Броммера.
– Я – граф фон Штрассенберг, – оборвал Себастьян, – фон Броммеров ты могла бы рожать от кого угодно, тупая сука. Ты просто пытаешься с моей помощью уничтожить дочь. И моего же собственного сына в придачу.
– Сделай меня графиней фон Штрассенберг, – выдохнула Джесс, – и я буду шевелиться так, что под нами простыни загорятся…
Себастьян смахнул вызов и бросил трубку на стол. Ему реально хотелось замотать эту суку в простыни и поджечь…
…Не в силах больше стоять в дверях и смотреть на темнеющую с сумерками реку, граф с грохотом закрыл дверь.
– Да, тот ребенок был в самом деле мой, – признал он сухо, по-деловому. – Я лишь пытался помочь тебе остаться наследником. Пытался, но не сумел.
– Трагедия. Невосполнимая потеря для человечества… А плакальщицы с бритыми головами будут?
Себастьян грустно посмотрел на него.
Дети растут и с этим ничего не поделаешь. И почти всем им наплевать на семью. За редкими исключениями, вроде той же Верены. Но если Филипп «кастрирован», что ее ждет в семье? Близнецы еще слишком молоды, не говоря уже о Рене.
Чтобы остаться в семье, она должна стать женою Штрассенберга. И Штрассенбергов вокруг полно. Да вот только Ви внучка Доминика, главы Той ветви. Нет никого равнее ей, чем сыновья графа. А сыновей у него нет.
Снова хлынула ярость.
Даже тех денег, что Ви получит от Лиз было бы достаточно, но с миллиардом дедули Броммера, она была просто Джекпотом с титьками! На эти деньги они могли бы столько всего. Расширить Штрассенберг, выкупив дополнительные земли. Построить еще несколько домов. Продвинуть членов семьи в политике и при церкви. Укрепить самые старые, ветшающие от времени дома.
Может, даже восстановить самый первый Замок!..
Себастьян не раз задумывался о том, чтобы застроить холм и Лизель с дядей готовы были все это поддержать, взамен на свадьбу Ви и Филиппа, но… этот кретин просто взял и сделал вазэктомию! И еще смеет сидеть и строить из себя жертву!.. Он смеет быть агрессивным!
Дядя Мартин, наверное, захочет пику с головой Фила и Себастьян его понимал.
Какого черта я не выгнал его тогда? Когда он дал отцу Райнеру застукать себя с любовником?..
– Что там происходит? – успокоившись, Филипп громко высморкался и заговорил, как ни в чем ни бывало. – Чем занят весь большой мир?
– Ты пьешь и жрешь, сидя взаперти как свинья, потому что боишься выйти и выяснить, что там происходит?
Себастьян прошелся по загаженной комнате. Тут и там валялись клочья волос, покрытые тонким слоем пыли. Мысль, что он только что чуть не умер, решив, будто Филипп мертв, казалась ему постыдной. Он сам бы сейчас с удовольствием его уничтожил.
Слабак! Мой сын – слабак!.. Сам виноват: надеяться на сына Мариты!
– Джессика в больнице, – сказал он вслух. – Признана невменяемой. Челюсть сломана, ребенка она потеряла. Выкидыш, действительно, не твоя вина. Челюсть – твоя, но ее взяла на себя Верена. Этого достаточно? Или ты еще что-то хочешь знать?
Филипп промолчал. Он выглядел, как уличный бомж. Губы дрожали. Глаза были красные.
Граф молча всмотрелся в его лицо, чего не делал с тех пор, как сын был еще подростком. Когда Филипп появлялся дома, как-то странно хихикая или неровно ступая, или что-то искал в Развалинах, или встречался с Джесс.
