— Завтра в это же время, — бросает мама второпях сорвавшейся с места подопечной.
— Да, конечно. Я приду. Обязательно!
Та бежит в раздевалку, и мгновением позже в помещении мы с мамой остаемся лишь вдвоем.
— Чем могу помочь? — Она подходит ко мне, явно не признав в белокурой девушке в джинсовом сарафане — под которым у меня, кстати, пистолет прочным ремешком к бедру прикреплен, — и легких босоножках свою дочь. — Вы мать одной из моих младших учениц? Или же... — слегка поджав губы, — тоже сестра?
Я дотрагиваюсь до оправы солнечных очков и приподнимаю их, закрепив те на макушке, и тем самым демонстрируя свои синие глаза — единственное, что я не стала менять в своем облике.
— Мам, это я. Не узнала?
— О боже, Делла! — Лицо мамы озаряется счастливой улыбкой, а ее руки спешат меня обнять. — Моя хорошая. Как же мы испугались. Ты не представляешь, через сколько стадий отчаяния мы с Габриэлем прошли. От неверия и непринятия до безутешного горя. Девочка моя, — гладит по светлым волосам, беспрестанно целуя в щеки и со странным исследовательским интересом проверяя на ощупь мой благородный блонд. — Блондинка, — нервный смешок, — лицо. Сама или...
— Даниэль научила. За эти три дня я многое узнала и кое-чему научилась. А чем еще заняться, будучи запертой в четырех стенах, если не собственным самосовершенствованием?
— Боже, Делла, — губы дрожат, вот-вот слезу пустит.
— Ну мам, не надо, — пытаюсь подбодрить.
— Я так боялась, что обещания Даниэль не оправдаются. Что она напрасно вселяет в нас надежду. Я так боялась тебя потерять. — Моя ранимая, хрупкая мама начинает плакать. — О боже, ты жива!
— Мам, всё хорошо, ну зачем эти слезы? — Я ласково убираю прилипшую к ее мокрому лицу прядку. Капельки слез оказываются на моем пальце, и я, мгновенно среагировав, спешно высушиваю кожу. Хвоста мне только тут не хватало!
— Я беременная, и не обливаться горькими слезами в последние дни у меня совершенно не получается.
С мягким укором смотрю на нее, вздыхая.
— Даниэль же вам с отцом обо всём сообщила. — Заглядываю в ее глаза. — Вы ей не поверили?
— А как бы ты отнеслась к тому, что женщина, долгие годы приходившаяся нашей семье, можно сказать, другом, вдруг ни с того ни с сего возникает из пустоты в нашей гостиной и говорит, что наша дочь жива, но врагам об этом знать не следует? "Притворяйтесь и дальше, что у вас горе, но при этом скрывайте смерть дочери от обычных людей. Будто ничего ужасного не случилось. Но изредка держать скорбные мины не забывайте. Если спросят о дочери, говорите "уехала на учебу", в остальном же отмалчивайтесь". Это правда? Это ты ее попросила так сказать?
— Да, мам, — киваю. — Даниэль в точности передала вам мои слова. Я решила, пусть мой убийца думает, что у него всё получилось. И что за учебой в другом городе вы пытаетесь скрыть мое отсутствие. Так что какое-то время я не смогу появляться дома, прости, мам.
— Да ну что ты, конечно тебе следует на время затаится. В этом мы с Габриэлем полностью согласны с Даниэль. Но где ты спрячешься? В Академии? Или там уже все знают о твоей смерти?
— Нет, не знают, Розу мадам Лабарр тоже предупредила, в ту же ночь, поэтому моя "смерть" известна только узкому кругу лиц. Итак, — смотрю на наручные часы, — через пять минут за мной придет Даниэль и подбросит прямиком в Академию, буду жить в выделенной мне комнате.
— Хорошо, — мама всецело поддерживает эту идею, но внезапно озадачивается: — Подожди, а если этот вампир, тот, что напал на тебя и взорвал твою машину, учится или работает в Академии?
