В общем-то когда мужчины уходили на ловлю, в селении становилось неправдоподобно тихо, особенно в утренние часы, особенно зимой. Молодёжь, начиная лет с тринадцати, если не требовалось помогать матери с младшими, перебиралась в Дом Морских собраний, из-за толстых стен которого едва прорывался на морозную улицу дружный смех и пение. Времени ребята не теряли – за разговором шили, мастерили, чинили, пряли. Много делали полезного.
Юрик мельком глянул на высокий амбар с окнами под самой лишь крышей и упорно последовал за своим наставником.
– Куда мы идём? – рискнул спросить парень.
Базааф молчал.
Оказалось, задумался. Когда заговорил, то говорил едва различимым шёпотом:
– Что ты обычно делаешь в это время?
– Разношу почту, потом иду за дровами, – в тон ему ответил Юрик.
– Значит так, – всё также шёпотом, но непререкаемо сказал мужчина. – Иди за почтой, разнеси поживей… Топор где берёшь?
– Кёрл даёт, но он уже в лесу…
Базааф недовольно поморщился.
– У него в сарае всегда есть запасной, – поспешно добавил парень.
– Принеси.
Юрик метнулся расторопней натренированной приносить добычу собаки.
– Вот. Можно рубить старые, больные деревья или те, что выросли слишком густо, можно ветки больные отсекать… В одном месте долго держаться нельзя, и у самого селения тоже рубить не надо…
– Поучи меня ещё… Помнишь место у старой лестницы с мыса? Там, где обрыв вминается внутрь? Встречаемся там, когда солнцу останется два шага до зенита.
Базааф не стал дожидаться ответа. Забрал топор и споро зашагал к лесу.
Юрик побоялся сказать, что понятия не имеет, как определять, сколько солнцу шагать до зенита. Бредя по своим же следам по направлению к морю, мальчишка рассудил, что чем быстрее он разнесёт почту, тем меньше останется вероятность прозевать встречу.
Юрик понёсся со всех ног.
Когда Базааф, пышущий паром, неведомым окольным путём добрался до места откуда-то слева, минуя и оставляя без внимания новую лестницу к мысу, Юрик, переминаясь от пробирающего холода, протоптал яму в снегу.
– Тебя видели? – деловито спросил горец.
– Ну да, – замялся Юрик, подумав что как-то неверно истолковал указания, – все, я же почту разносил…
– Это да, – кивнул Базааф, бегая глазами по морю, держась за выступом загибающегося внутрь лентой обрыва. – Здесь видели?
– Ннет, – подавился на слове Юрик, – нет.
– Пошли.
Базааф пригнулся и тенью ринулся из укрытия. Представляя, что делает всё точно также, следом затопал Юрик.
Крепко-накрепко привязанная лодка подпрыгивала на волнах. Она была серая и ладная как гладкая, ровно раскроенная вдоль семечная кожурка.
– Я думал, лодки надо вытаскивать на сушу, если не собираешься использовать, – сказал будто бы про себя Базааф.
– Это не лодка, а память, – вздохнул Юрик на мгновение став старше. – Говорят, Сарп и дня не мог усидеть на суше.
– Избавь меня от сантиментов, – нечувствительно фыркнул горец, лихо прыгая с края помоста на зыбко ходящее по воде днище. – Отвязывай!
Растеряв свою прежнюю взрослость, Юрик по-щенячьи уставился на мужчину – лодка болталась в полутора метрах от края досок, и отвязанная могла стать лишь ещё дальше. Парню хватало опыта общения с новым знакомцем, чтобы знать, что расстояние до лодки может стать причиной, по которой горец без зазрения совести оставит его на берегу. Юрик совсем по-детски всхлипнул.
– Прекрати сейчас же! – окрикнул Базааф. – Чего нюни развесил?! Мужчина не боится, мужчина делает! Прыгай! Не допрыгнешь, так доплывёшь.
