– Вуу… вуу…. – смиренно начинал скулить Антонен.
– Простите, товарищ капитан! Больше я Фридриха бить не буду! – отвечал он.
Вообще, Антонен был профессиональным творцом. Он мог сварганить что угодно из коробки из-под яиц, шахматной доски, мертвого морского ежа, библии, велосипеда, трансформаторной будки, деревьев, кустов, веток, пластиковых детских игрушек, пенопласта, щипцов, клавиатуры, панцирей улиток, цепей, елочных игрушек и много другого. Также он делал хорошие коллажи – на палубе валялись огрызки не зря испорченных газет.
Бывает, он подходил к Фридриху, и, видя, что у того нет настроения, начинал с ним диалог. В такие моменты Антонен становился серьезным.
– Опять строишь из себя изувеченного, ну сколько можно?..
– Мне плохо! Честно..
– И в который раз так? Что за глупая игра?
– Я не специально…
– Он смотрит вверх… Посмотрите… Этому придурку нужны звезды… Попробуй-ка дотянись, совсем мозги поехали. Тебе нравится играть в страдальца.
– Вырваться! Мы в клетке! Мы должны вырваться из Вселенной…
– Бес толку. Все бес толку.
– Я хочу съесть Вселенную, слышишь? Я съем эту гадину…
– Да, а как же. А я вот воду в вино превращать умею…
Хоть Антонен не умел превращать воду в вино, зато он превращал ее во что-то другое. На палубе ерзал да подпрыгивал разукрашенный панцирь черепахи, наполненный какой-то жидкостью. Сначала он наполнял его водой, а потом добавлял какие-то странные ингредиенты, будто бы был знаком с тайнами ведьмовского дела, и с воодушевлением выпивал часть только что созданного им эликсира. Как он сам утверждал, это предрасполагало его к поэзии – а ведь она суть магия! Поэту сродни магическое: он летает в облаках, бегает по горам, общается с духами, богами, его строки – это формула, чтобы убаюкать бдительность всех этих внеземных созданий, его ритмика это способ ублажить их нежные уши, вдолбить в них все нужные молитвы, а также недовольства…. Поэзия так и перла из Антонена!
– Фридрих… Фридрих… слышишь? Однажды этот город изменится!
– С чего вдруг? – с толикой скепсиса отвечал его собеседник.
– Посмотри на эти руки! – он показывал свои ладони, – разве они не способны сотворить будущее?
– Ну, допустим. И что они изменят-то, эти твои руки?
– Да, скажем, все! Вот фонари, они всегда целенаправленно светят в ту сторону, где ходят люди…
– Так.
– А представь, если они все сойдут с ума! Каждый будет смотреть туда, куда он хочет!
– Живые своенравные фонари?
– Именно!
На самом деле Артонен (да, теперь Артонен, а не Антонен – прим. автора) уже воплощал свою мечту в реальность. Его руки успели дойти до некоторых объектов культурного наследия города Н. Дом бывшего писателя Писателькина он украсил чудаковатой вырезанной из дерева головой варана, которую повесил на заколоченное досками окно. Деревья в центре города были увешаны чучелами различных животных: белок, собак, орангутангов, волков, сов, и даже небольших крокодилов. Он целыми днями склеивал их силуэты из всего того, что находил в мусорных баках, заброшенных зданиях и просто погрязших в мусоре улицах. Пожалуй, самой его необычнейшей инсталляцией было изваяние медведя, играющегося с оторванной человеческой головой – этот экспонат выглядел настолько правдоподобным, что заголовки городских газет окрестили Артонена столь пугающим и сокрушительным для русского уха термином «сатанист».
– Но все это брехня, Артонен. Тебе просто хочется верить в магию.
