И вдруг его осенило.
– Ты, – говорит, – побудь немного одна тут, а я схожу домой. Возьму деньжат и по пути зайду в магазин, – и пощекотал щекотное местечко юной обольстительнице: – Утю-тю-тю!
Марианне ход его мыслей понравился, и она, смеясь, с легкой душой заторопила кавалера.
– Ах, Валерик, как мне неохота тебя отпускать. Ты такой… Но ты не долго, – говорит, – скоро вечер. У меня ещё кое-какие дела намечены…
– Я мигом, крошка. Я одним махом.
Одевшись, причесавшись и поцеловавшись, Валерий Павлович поспешил из гаража.
– Я тебя закрою, дорогуша, на замок, и ты сиди тут тихо. И никому не отвечай, я сам тебя открою. Утю-тю-тю…
Мадам Маша, может быть, Параша, послала ему воздушный поцелуй и помахала ручкой из машины. Улю-лю-лю…
Закрыв гараж на замок, Валерий Павлович взял курс к дому. Был он тяжёл, помят, но ещё в рассудке.
Кто празднику рад, тот накануне пьёт. А таких как Валерий Павлович, в посёлке, да и по всей России – считать и не пересчитать. И он, выйдя из гаражей и входя в жилой массив, услышал из окон домов весёлые песнопения, звуки гармошек, гитар и магнитофонов.
А тут ещё сзади, обнявшись, выплыли из гаражей три друга, и хором залихватски заорали:
Пора-пора-порадуемся на своём веку
Красавице и юбке, и даже каблучку,
Пока-пока-покачивая перьями на шляпах,
Судьбе не раз шепнём: "Мерси боку".
"Мерси боку"… "Мерси боку"!
Ха-ха! Ха-ха-ха…
И в три глотки заржали. Ха, мушкетёры…
И эта праздничная атмосфера ещё более настраивала Шиволовского на мажорный лад. К дому он подходил с этой же песней, которую мурлыкал себе под нос: "Мерси боку… Боку, куку…"
Дома Валерия Павловича ожидал приятная неожиданность.
Как только хозяин вошёл в квартиру, его обступила многочисленная толпа. Родня приехала на праздник, кто откуда. И Валерий Павлович, естественно, тоже им обрадовался.
Ну, как тут уйти, не чокнувшись с гостями?
Выпили раз – за радостную встречу. Выпили два – за здоровье хозяев. Выпили три, четыре, пять…
Утром Шиволовский едва проснулся. Поднять подняли, да, похоже, не разбудили. Но опохмелили. Новый квас да на старую закваску, – и второй день прошёл в том же хмельном тумане и веселье. Он снова был насыщен тостами и здравицами. То есть всем тем, на что принуждают винные пары. Фантазия здесь заурядна до непредсказуемости.
Но как бы праздники не были хороши и продолжительны, за ними наступают будни.
Утром третьего дня Валерий Павлович хоть и хворал с похмелья, однако, решил на работу ехать на машине. Жене хотелось угодить, что называется, прогнуться, – что-то она последнее время шипеть много стала. А может он, ненароком, дал повод? Словом, чувствовал за собой какой-то неясный грешок. И потому захотел прокатить жинку на новенькой машине, – и двух месяцев нет, как купил по заводской очереди.
В начале восьмого утра Шиволовский был у гаража, ключом ковырял замок и негромко мурлыкал:
– Судьбе не раз шепнём: "Мерси боку"… Боку, куку…
Валерий Павлович дёрнул на себя дверцу в воротах и…
В первый момент он не понял, что происходит. Да и с похмелья…. с душой почти без грешной и чистой, омытой и проспиртованной, ещё витающей где-то в розовых облаках праздничного застолья, откуда вряд ли спрыгнешь в одночасье на грешную землю, и что-то враз уразумеешь…
Лишь только Валерий Павлович потянул на себя створку в воротах, как вдруг из гаража вылетает кукушка, да такая громадная, лохматая и рычащая… и впивается когтями ему в лицо.
