Русские отцы Америки - страница 29

И вот ещё какое удивительное дело, я, усердный читатель научно-популярных книг и фантастики, если бы внимательным был, давно бы уже отметил фамилию Розинга. Более того, она, эта фамилия, должна бы была стать в сознании моём волнующим знаком, поскольку фамилия эта дышала тайной (которая и есть предчувствие открытий) и романтикой необычайного и захватывающего поиска. Ну, а если знать и прибавить сюда ещё ту великую драму, которой кончилась его жизнь, то вполне она, эта жизнь, укладывалась в те рамки, которые требовали для создания своих образов Стефан Цвейг, например, Андре Моруа или наш фантаст Александр Беляев. Впрочем, к Беляеву по ходу этого рассказа мы ещё вернёмся.

И вот теперь я внимательно перечитываю нашумевший когда-то роман американского писателя Митчела Уилсона, исключительно популярного в дни моей давней юности, «Брат мой, враг мой». Герои этого романа, два учёные брата по фамилии Мэллори – изобретатели, пионеры телевидения, демонстрируют где-то фантастическое своё изобретение. Оно по виду несложное – «двенадцатидюймовая стеклянная трубка конической формы». Но суть его далеко не проста, и это братья поясняют так: «Плоский конец представляет собой экран, на котором появляется изображение. Вряд ли во всём мире найдется тридцать таких ламп. В лабораториях эту лампу применяют для различных целей, но, насколько нам известно, никто ещё не додумался использовать её так, как мы. Примерно в 1909 году у одного русского по фамилии Розинг возникла верная идея… Мы первые наткнулись на описание работы Розинга в журнале “Попьюлер мекэникс” лет шесть тому назад. И с тех пор мы над этим работаем».

И вот что ещё тут любопытно. Роман свой этот Митчел Уилсон написал в 1952-ом году, когда телевизионная эра была в полном разгаре и телевизоры Зворыкина в мире перестали быть экзотической невидалью. К тому же писатель Митчел Уилсон был лично знаком с изобретателем Зворыкиным. Может, и роман свой писал он с оглядкой на мнение и советы американского отца телевидения. Тем не менее, явное первенство Розинга в романе отмечено как факт, не требующий доказательств. Это, пожалуй, тоже свидетельствует о предельной честности Зворыкина. Ему и в голову не приходило унизить устоявшийся в мире авторитет Розинга, как первооткрывателя современного электронного телевидения. Да это тогда уже и невозможно было. В романе почти точно была названа дата, когда мир, во всяком случае, мир технический впервые узнал об изобретении Розинга – 25 июля 1907 года. В этот день он подал заявку на изобретение способа электрической передачи изображений на расстояние сразу в нескольких странах. Сам он называл это пока «дальновидением». Интересно ещё, конечно, и то, что патент в Англии он получил 25 июня 1908 года, в Германии – 24 апреля 1909-го, а в России – только 30 октября 1910 года.

А вот и вовсе особая дата. Именно Борис Розинг 9 мая 1911 года получил вполне чёткое изображение, переданное на экран сконструированного им простейшего электронного телевизора. Оно, изображение это, состояло из четырёх белых полос на чёрном фоне. Видные физики Петербурга, присутствовавшие при этом, через короткое время (уже в 1912 году) единым духом присудили Розингу Золотую медаль Русского технического общества.

Я, к сожалению, сколько ни читал о тонкостях электронного чуда, которое демонстрировал тогда Розинг своим коллегам, не знаю способа передать его суть своими словами. Но этого и не надо. Борис Розинг имел замечательную привычку вести научный дневник. Близкие его передают, что он не выбирал времени для своих записей. Мог делать их в особой книжице даже и во время обеда, во время прогулок, во время напряжённых размышлений в лаборатории. Книжек таких, которые хранятся теперь у внучки великого учёного Инны Нельсон, накопилось целых сорок штук. Издать бы их теперь, чтобы ясен стал до мелочей путь великой технической мысли – от зарождения и до полной материализации её в осязаемый результат, в факт реальной жизни, часто меняющий эту жизнь коренным образом. Вот из такой книжки я и приведу одну важнейшую, как потом окажется, запись. Она отмечает вехи исторического пути и его громадное напряжение, подводит нас, наконец, к тому моменту, который и надо считать судьбоносным для всего человечества: «Опыты развиваются всё дальше, одна оптическая система сменяется другой, динамо-машины у зеркал заменяются проволочными сопротивлениями, эти последние – вращающимся конденсатором, катодная трубка получает всё новый вид, покрывается обмотками проволок, экран и пятно делаются всё меньше, наконец, применяется микроскоп для наблюдения за флуоресцирующим пятном. Прибор со всех сторон обставляется батареями, реостатами, выключателями, измерительными приборами; опыты как бы переносятся в подземелье, в комнату, закрытую от дневного света, где по целым часам гудят быстро вращающиеся зеркала, полосы яркого электрического света мелькают кругом, а перед глазами на тёмном поле зрения микроскопа флуоресцирующая точка непрерывно бежит по бесконечной зигзагообразной линии как бы со скоростью почтового поезда. Необходимость регулирования нескольких реостатов и батарей, отсчёты измерительных приборов, замыкание и размыкание десяти выключателей держат нервы в напряжённом состоянии. А между тем опыты дают всё ещё неопределённые результаты. Наконец в моей записной книжке появляется запись: “9 мая 1911 г. в первый раз было видно отчётливое изображение четырёх параллельных светлых линий”. Книжку свою я откладываю в этот день вместе с остатками старого прибора, хранящего надпись: опыты начаты в 1897-ом году».