Russология. Путь в сумасшествие - страница 49

– Тпр-р, каряй!! – бросил сосед. – Стой!.. Может быть, съездиим к доктору, а, Михайлович?

– Нет. В Москве это сделаю. – Я спустился на наст. – Иванович, вещи, что я занёс к тебе давно, пускай лежат… Уеду. Не вернусь – выкашивай мой сад, пожалуйста, уж коль Закваскин приберёт лужки. Там травы – блеск.

С магнатиковой фермы вдалеке, за Лохною, летела ругань скотников.

– Михайлович! Кто путь прорыл тебе по полю, ну, Магнатик, ― с Зимоходовым в паях… Дак ты Квашнин?

– Квашнин.

– Кваснин с чего?

– Так мой отец спасался; их стесняли: чуждый-де дворянский элемент. Узнал я это лишь в шестнадцать. Был Кваснин, свыкся… Имя не шапка, – вдруг заспешил я. – Если стесняют, стану Квашнин, пожалуй.

Старый взгрел мерина. – Тпрру мне!!.. Барей навалом, будто и не было той сов. власти… Хоть бы Магнатик; он с Зимоходом поле купили, склад их под Флавском… Это к тому я, лучше бы ты был барин, чем коммунисты или жульё… – Он сплюнул. – Взять хоть Закваскин; сын возвернётся – дак и прибьют меня, Михайлович! Дурное время, гиблое. Март гиблый… – Обслюнив свой указательный, он палец выставил. – Ишь, северный… Такого не было, чтоб как задул в ноябрь и дует… Приходи, есть средство: есть прополис дал мне пасечник, что я помог свезть лес для ульев… – После, гаркнув: – Каряй мой!!! – сурово-грубое, старик услал коня в разлог вперёд – на разворот.

Я брёл к крыльцу, но с остановками. Он, возвращаясь, выкрикнул: – Впредь пусть даст выпить мне Закваскин! Чтоб купился я?!.. Но-о, каряй, в рысь ходи-ка!

Сын спросил: – Их кры́льца светлые. А почему?

Я глянул на своё трухлявое и вспомнил беломраморные стариков: у Заговеева и у Закваскина их кры́льца были мраморные белые, – но я не знал ответ. Вошли в избу. Сын спрашивал о пустяках, позёвывал. Я вывалил в тарелку гречку, перебрать её. Он вдруг подсел ко мне.

– Цвет зёрен, пап, буланый, да? – Он помогал с крупой, и пальцы бегали по гречке, как по флейте, взятой мной для упражнений.

– Сходим к речке?

– Сходим завтра. А сегодня занимайся, Тош, на флейте.

– Скучно! – Он грустил. – Есть, пап, музей. Палелогический музей. Там динозавры, зубы, кости их! – он стал вздыхать. – Не флейту… Их учить хочу: их виды, где они когда-то жили. Тарбозавр был, он огромный. Мне и маленькие нравятся: юлонги, компсогнатусы. И кошек я люблю. Как звать того, кто изучает их?

– Кого их? кошек?

– Динозавриков.

– Палеонтологи.

– А всех как звать? Кто изучает динозавриков, палеонтолог? А других как звать?

Я ссы́пал гречку в воду и ответил: – Цитология – наука о структурах клеток, базы жизни. Этология рассматривает нрав животных, их повадки. Физика жизни в общем и целом – цель биофизики. Теринологи знают млекопитающих.

– Змей – кто?

– Змей – герпетологи.

– Муравьёв, пауков?

– Энтомологи, арахнологи.

Он задумался. – Ух!.. А ещё давай!

Я назвал «вирусологов», «ихтиологов», «спланхнологию», «гистологию», и добавил «гликоидов», «фотосинтез», «матриксы» и «ботанику».

Каша сделалась; отобедали. Сев у светлого в верхней части (нижняя, выбитая ворьём часть заткнута наволочками) окна, я слушал, как он исполнил пьесу на флейте. Да, он не Моцарт. И не Чайковский… Может быть, Рихтер либо Билл Эванс? Это доходнее. Исполнителям проще авторов как имеющим схемы действий. Выпустив книги, где обозначил новые смыслы, я жалел, что не автор всяческих драбблов, слэшей, ситкомов, фáнфиков и подобной муторной бзды. Их любят. Я продавал бы их и имел бы здесь гектары, плюс при этом не гадал бы, как устроить лучше сына, как для брата обеспечить самых нужных из врачей, как самому быть. Не гадал бы. Дурь доходна… Кры́льца двух моих соседей, может, от дворцов?.. Впадёт же вдруг… Ненужные гадания, чушь, нонсенс. Хватит, довольно. Надо в реальность!