За столом сидели трое. Те, кто решали все.
– Княже, первое дело – каганат подвинуть. Все им дань платят – вятичи, поляне, касоги, язиги, аланы. Да спавянских племен еще тьма. Купцы, караваны – все мимо него идут. Мышь не проскочит мимо Хазарии, не заплативши. Со всех сторон нас обложили, – воевода Свенельд стукнул по столу. – И есть чего брать с каганата, е-е-есть.
– Сам так разумею, – князь кивнул. – Каганат как удавка на шее.
– И он с каждым днем становится все сильней. – Кашлянул в кулак Асмуд. – Ежели сейчас его не остановить – туго нам, княже, придется.
– Мыслю я так, – сказал князь, и по голосу воеводы поняли, что их совета боле не спрашивают, а объявляют свою волю. – Тесно на земле нам двоим. Тесно. Берем дружину, Свенельд, и идем к славянским народам, что есть данники Каганата. Чую я, – усмехнулся князь, – не любо ярмо им Хазарское. Ты, Асмуд, идешь с малой дружиной к полянам, древлянам, кривичам. И говоришь от имени князя Киевского. Ты, Свенельд, идешь с малой дружиной к дреговичам, уличам, тиверцам, северянам.
– А ты, князь?
– Я пойду к вятичам, на них остальные смотрят. Без них поход не получится.
– Большую дружину возьмешь, княже?
– Нет, малую. Мне к старейшинам надо, а не в поле биться. Убедим вятичей – объединим всех славян в Русь.
Воеводы с князем задумались.
– А княгиня что? – Вдруг спросил Свенельд. – Не будет против похода?
– Княгиня? – Озорная улыбка осветила лицо Святослава. – Ее доверенные люди уже, небось, рассказывают ей, как хазары притесняют христиан. Так что, воевода, думаю, сама княгиня на днях позовет меня к себе и будет просить защитить собратьев по кресту.
– Хитер, княже, хитер, – треснул смех Асмуда. – Небось, доверенные люди с твоего навета княгине-то жалобятся?
– Не ведаю, о чем ты, – князь с воеводами заулыбались.
– Все, – внезапно нахмурился князь, – пора. И да – скажите племенам, чтоб дань Каганату отдавали по-прежнему. Не время, еще не время кагану знать, что я хочу стянуть аркан на его толстой шее.
Блестящие металлом дружины в остроконечных шлемах, сияя серебром на солнце, потянулись в леса, болота, окрестности. Как лучи. Как пальцы ладони юного князя, задумавшего собрать все в один кулак. «Умен, умен, – с уважением и какой-то тоской думал Свенельд, раскачиваясь на коне. – И ведь никто ему не подсказал – все сам. Старею, наверное»
Свенельда кольнула обида и ревность. За то, что не он шепнул князю первым. Что не он, многоопытный матерый волк, увидел, наставил. Он с внезапной злостью позавидовал юным, безусым дружинникам, у которых все впереди. Человеку ж всегда всего мало. И хоть пожил ты вдоволь, пройдя сотню битв – а вроде и не жил, вроде охота опять в озорную юность.
Седобородые старейшины сидели кругом. В пламени факелов их застывшие лица не выражали ничего. «Выжидают»
Святослав решительно шагнул в центр круга.
– Что хочет сказать нам князь всея Руси?
Святослав медленно прошелся по лицам. Ждут, недоверчивые и подозрительные вятичи. Ждут, зная, что держат его в своей руке. Ведь не уйдешь в поход без их поддержки, и, хуже того, оставив врагом у себя за спиной. Ждут, гордо задрав подбородки. Славное племя вятичи, и умеют драться – это подтвердят все, даже хазары. Никто не рискует понапрасну тревожить вятичей – слишком тверда у них рука, и они не забывают обид. А их двуручная секира, перед которой не мог устоять ни один доспех? Нужны вятичи князю – и все тут. Князь целую зиму жил с ними. Жил и приглядывался, больше себя показывая – вот он я, ваш. Долго смотрели на князя исподлобья вятичи – такие быстро не убеждаются.
