— Макс, — она поцеловала меня в живот через футболку, спустилась ниже, прочертила языком линию вдоль резинки. — Ты такой большой, Макс…
— Не говори этого, — я потянул ее за волосы на затылке. — Она бы не говорила.
— Хорошо, хорошо, — ей стало больно, и она поспешила исправиться. — Я больше не буду!
Я отпустил, откинул голову на подголовник, когда она, наконец обхватила его губами. Светлая голова ритмично задвигалась, причмокивая и помогая себе рукой. Я наматывал на кулак ее волосы, пытался разглядеть в них то, что мне нужно, но Аня была слишком другой несмотря на внешнюю некую схожесть. В ней не было и доли того шарма, который сносил мне крышу, превращал меня в сумасшедшего подростка. При этом Аня была той, кто, как мне казалось, могла спасти меня от идиотского наваждения. Это наваждение мне мешало. Выводило из строя, путало мысли, сбивало с намеченного пути.
Я положил руку ей на затылок, надавливая, заставляя ее заглотить еще глубже. Довольно легко я проник в ее горло, почувствовал, как она профессионально успела раскрыть гортань, словно на зевке. Вместо возбуждения на меня накатила злость. Слишком доступно! Слишком легко!
Сорвался, дернул ее за волосы так, что она вскрикнула. Не обратил внимание на слезы на ее лице – они притворные, не такие, как мне нужны.
— Раздевайся! Быстро!
Хриплые, жесткие команды не напугали ее, скорее наоборот, — в наполненных слезами глазах я увидел любопытство и огонь. Она в мгновение ока скинула с себя джинсики, ветровку, недорогой свитер, выжидающе посмотрела на меня. Я достал из бардачка презерватив, разорвал шелестящую фольгу, одним движением натянул резинку на стояк, дернул девчонку за руку. Аня не сопротивлялась, когда я усадил ее спиной к себе и резко вошел в нее на всю длину. Она вцепилась в руль, прилегла на него так, что его мягкая кожаная оплетка уперлась ей в ребра, поднимая небольшую грудь с розовыми торчащими сосками. Бабочка подмахнула мне бедрами, и это вывело меня из себя. Я вдавил ее в руль так, что она стала задыхаться, ее отчаянные попытки вздохнуть заводили меня еще сильнее. Намотал ее волосы на кулак, потянул, заставляя закинуть голову, почти ломая шею, вышел и снова вогнал до самого упора. Ее сдавленный стон-всхлип меня не остановил. Я продолжал двигаться в удобном для себя темпе, не заботясь о ней.
С каждой секундой разница между ней и Лерой становилась для меня все очевиднее. Слишком сладкие духи, слишком перепаленные краской волосы, слишком широкая дырка. Я досадливо рыкнул и вышел. Приставил к другой дырочке, слегка толкнулся. Аня поняла, что я собираюсь сделать, забилась в моих руках, пытаясь вырваться, но я был сильнее. Помогая себе пальцем, преодолел сопротивление мышц, вошел наполовину.
— Я не готова! — заплакала Бабочка. — Больно! Макс, мне больно!
И голос не тот.
— Заткнись, — рыкнул я, двигая бедрами ей навстречу.
Снова крик. Не такой, как мне нужен.
Снова всхлипы. Лера плакала по-другому. У меня на плече. Когда суициднулся ее голубоватый друг.
Снова хрипы и вздохи. Не было и той доли чувственности, которая мне нужна.
Я накрыл ладонью ее чувствительную точку, проскользнул пальцем внутрь, вернулся, потер набухший бугорок. Ей хватило всего немного, я почувствовал, как ее мышцы сокращаются вокруг меня и сам улетел с вымученным стоном.
Когда пульсации прекратились, Аня обессиленно упала на руль. Я гладил ее по спине, извиняясь на грубость, но она на меня не реагировала.
