Остальных построили, и те же конвоиры, что доставили пленников на поле, сопроводили их в лагерь.
Дни становились короче, а ночи – длиннее и холоднее. Но усталость от работы на поле брала своё, и засыпал Иван, привалившись к такому же уставшему бедолаге, несмотря на холод, идущий от земли. Хорошо ещё, что стояла солнечная погода, и земля за день нагревалась и остывала медленно под человеческой массой.
Иногда Иван видел даже сны, но они как-то быстро размывались в памяти и забывались вовсе. Но в этот раз, проснувшись, дрожа от озноба, он сумел удержать видения. Приснились сёстры. Старшая, Анастасия, лишь промелькнула и ушла, видимо к своим детям, а вот трое остальных остались: стояли они напротив него у изгороди, но у незнакомой усадьбы, хотя на том месте, где должна быть церковь.
В Богдановке церковь была на взгорке, как раз против их огорода, опоясанного жердяной изгородью от животных; дом же отец поставил когда-то ближе к берегу Оми и даже окнами на реку, а не на улицу. И церковь, и усадьба Ященко были слегка на отшибе, в полусотне шагов от крайних деревенских домов.
Мальчишкой видел Иван, как покидал деревню священник. Его не гнали и не преследовали власти. Просто в деревне осталось мало верующих, которые посещали церковь, жить семье священника становилось не на что. Молодёжь вечерами группировалась вокруг клуба, в котором кипела жизнь, в котором иногда кинопередвижка крутила фильмы. Из церковной ограды, где неподалёку от церквушки располагался неказистый домик, где жил поп, выкатилась телега, нагруженная домашним скарбом. Незнакомый мужик вёл лошадь под уздцы; лошадь тоже была не из богдановских – Иван знал всех хозяев и всех их лошадей в деревне. На телеге же сидели и ребятишки – мальчишка шести лет и девочка на два года младше. Попадья шла следом, утирая слёзы. Несколько старух, проведавших, что священник уезжает, стояли тут. Они были ошарашены, когда увидели священнослужителя: на нём была рубаха-косоворотка и мужицкие шаровары. На ногах – сапоги. Не видно креста. Таким, даже в страшных снах, верующие не могли представить батюшку.
– Як же мы без вас, отец Арсений?
– Батюшка, почему вы нас покидаете?
Отец Арсений посмотрел на оставляемую им церковь, на слегка покосившийся крест – церковь просила ремонта, обратил взгляд на провожающих. Вздохнул:
– Бога не стало, матушки. Потому не могу обманывать народ – ухожу.
– Как же мы без благословения?
Телега уже достигла крайнего дома. Отец Арсений посмотрел в ту сторону, сделал шаг, остановился. Рука его привычно поднялась и замерла в сомнении. Глянул на свои одежды, махнул рукой и… осенил крестным знамением старух:
– Храни вас Бог!
И быстро направился вслед за подводой, навстречу судьбе.
Когда нынешней весной Ивана взяли на службу, здание церкви ещё стояло, только уже без креста и с полуразрушенным куполом.
И вот сон: Надежда, которая была на шесть лет старше Ивана, и младшие – Вера и Анна – возле оградки были одного возраста, лет по шестнадцати. Но это не казалось ему странным. Он видел: красивые у него сёстры – это всегда наполняло его гордостью и любовью, такой любовью, какая только и может быть между самыми близкими людьми. Но они хотели что-то сказать ему, а слов не слышно. Понимая, что он не вник, о чём его предупреждают, Надежда повела рукой, будто ладонью отодвинула невидимую преграду, и до него дошло: «Увидимся». И они исчезли, осталась только ограда, в глубине которой небольшое бревенчатое строение – скорее всего баня.
