Он словно освистан – ни мистер, ни твистер,
по росту пиджак, недырявый карман,
свой врач и стилист, но махнули по триста —
и вот он, пожалуйста, самообман.
Бессонные чаты, тавро и печати,
и все близоруки, и слышат не то.
Но где-то кричали, что в самом начале,
где всё по науке, – неявно ничто.
С борщами на ужин, при доме, при муже,
при чем здесь любовь я уже не скажу…
…печален, простужен, но галстук потуже,
а вечером в лифт к своему этажу.
Посуды не бьются, без яблок на блюдцах,
казалось бы – жил бы себе поживал,
но что-то незримое пало, как Рим,
и кому ты расскажешь, что жизнь тяжела.
Ему бы напиться под снег над столицей,
ему бы похвастать, да нечем пока.
Она мастерица, но тоже боится
сказать уже «баста», чтоб наверняка.
– Прошло уже много, больное не трогай —
срослось, затянулось.
– А рана была?
– Исхожено в ногу уже, слава богу… —
она улыбнулась. – Такие дела.
