Катафалк вскоре остановился, и доктор сказал кому-то, что гробы нужно занести в придел на отпевание. Мой ящик подняли, покачали и понесли. Потом поставили. Я пригрелась под тонкой простынкой и, кажется, задремала.
Проснулась, когда крышка открылась.
— Миледи, быстрее!
Меня выдернули из ящика и сунули в руки узел с одеждой. Теплые чулки, грубые башмаки на три размера больше, платье, которое я натянула поверх савана, черный плащ и траурный чепец. Вещи были не новые и явно пахли лавандой и мылом. Похоже, доктор закупился в ближайшей лавке старьевщика. Неважно. Я жива!
Пока я натягивала одежду, рядом так же быстро одевался юноша. Я даже не знала его имени, но это не беспокоило. Мы едва успели привести себя в порядок. Я занавесила лицо вуалью, красавцу доктор сунул в руки огромный клетчатый платок, и тут в придел, где стояли гробы, вошел священник!
— Вот, святой отец, — мистер Либб трагичным жестом указал на гробы, — вдова просит вас совершить чин отпевания. Ее муж и сестра погибли в аварии, гробы открывать нельзя. Потом похороните несчастных на вашем кладбище. Вот деньги. Этой даме так плохо, что я рекомендую ей уехать домой, чтобы не случилось нервной горячки.
Еще один мешочек с монетами, и мы вышли из тихой церквушки при кладбище, сели в экипаж, и тогда доктор спросил:
— Вам есть куда ехать, миледи? Я, к сожалению, не могу пригласить вас к себе.
— Улица Зеленая, девять! — решительно сказала я, чувствуя, как начинают болеть многочисленные ожоги и раны.
Мистер Либб повторил адрес извозчику, и экипаж тронулся.
***
Зеленая улица оказалась тихой и удивительно приятной. Нет, не аристократический квартал, но и не окраины. Ряд крепких домиков, окруженных небольшими садами. Чистая мостовая, аккуратно накрытые решетками сточные канавы. Облетевшие деревья и поздние астры в палисадниках.
Коляска остановилась возле крепких деревянных ворот, украшенных летящими ласточками. Я сморгнула набежавшую слезу. Ласточки украшали мой личный герб. Бабуля всегда была последовательна и предусмотрительна.
Мы вышли, стукнули в калитку, дождались лая собак и недоверчиво приоткрытого оконца.
— Кто здесь? — недоверчиво высунулся пожилой мужчина.
Слезы потекли по моему лицу. Я его узнала! Бабулин дворецкий! Она оставила ему и его жене пенсию и какие-то распоряжения. Я не вникала, просто передала бумаги.
— Бриггс? — пришлось приподнять вуаль.
— Миледи? — старик меня все же узнал и немедля загремел засовами. — Прошу вас, проходите!
— Это со мной! — я кивнула на мужчин, и старик молча принял это. Он запер калитку и повел нас к дому.
— Чего изволите, миледи?
Я немного растерялась, но доктор не дремал:
— Голубчик, хозяйке и ее гостю сейчас нужна теплая ванна, бульон, ильмовая мазь и кровать. А остальное я напишу!
Мы вошли в дом через кухонную дверь. Там у плиты хлопотала супруга Бриггса – миссис Лидия. Она служила у бабули экономкой и выглядела так знакомо и уютно, что слезы хлынули по моему лицу с новой силой.
— Миледи, миледи! Успокойтесь! Вам нельзя волноваться! Кровотечение может снова открыться!
Доктор и экономка подхватили меня под руки и повели наверх.
— Помогите ему тоже, — я махнула рукой в сторону юноши, который растерянно стоял посреди кухни, и отдалась в заботливые руки миссис Лидии.
Меня уложили в постель, обработали раны, напоили бульоном, микстурой и порошками, которые оставил доктор Либб. Он уверил меня, что кровотечение благополучно остановлено, и моему здоровью больше ничего не угрожает.
