Его имя, как он сам объяснил, с какого-то языка переводится «счастливый». Все логично. Бар «Лаки», бармен – Эшер. Счастливчик в «Счастливчике». Наверняка прозвище, настоящего имени я не знала, да и зачем мне это? Незнание придавало дополнительную ноту уютной таинственности «Лаки». Его особенности. Непохожести на других.
– Октябрь, – согласилась я, опускаясь на барный стул.
Весной и летом я почему-то никогда не прихожу в «Лаки». Но стоит только потянуться первым холодным ветрам, словно вслед за ними я просачиваюсь в бар. Уже лет двенадцать – это точно.
Это была моя пещера Алладина, под завязку набитая сокровищами. Бриллиантом коллекции был запах: микс древесной смолы от лакированной стойки, устоявшейся кожи диванов, кофе, сладкого тягучего вермута и горького шоколада. В мягком свете ламп плыл непринужденный уютный чилаут, несколько пар, скрытых друг от друга полусумраком и высокими спинками кресел, едва угадывались в наполненном особым уютом пространстве.
– Самайн,– кивнул Эшер. – Ворота мертвых. Время духов.
Я пожала плечами:
– Ты всегда это говоришь. Мне немного чего-то на твой вкус, подходящего для кануна Самайна.
Когда-то, в самом начале нашего знакомства, я попыталась пошутить про Хэллоуин (неудачно, как всегда), Эшер же с какой-то потусторонней печалью в глазах поправил: «Не Хэллоуин, Самайн – кельтский Новый год, который трудно назвать веселым праздником. Конец октября – самое опасное время. Открываются двери между мирами, и боги, словно звери, выпущенные из клеток, бродят среди людей. Это позволяет и смертным проникать в мир духов, но билет выдается только в один конец».
– Что-то случилось? – спросил Эшер из-за плеча. Он уже высматривал что-то на своих бесконечных бутылочных полках.
– Ничего, если не считать того, что мой бывший муж умер, по заключению патологоанатома от инфаркта миокарда, а неофициально при очень странных обстоятельствах.
– Это произошло месяц назад, – покачал бармен головой. – Аля, чем ты занималась целый месяц?
– Начальство выгнало меня в отпуск, – пожаловалась я. – Все вокруг думают, что я должна как-то особенно переживать смерть Фила. Мне даже неудобно, так как на самом деле ничего такого нет. А, кроме того, Фил был все-таки довольно влиятельным человеком в нашем городе. И семья старинная, с корнями. Представляешь, сколько журналюг охотились за интервью с бывшей женой внезапно скончавшегося, еще молодого бизнесмена? Это было бы сенсацией, если бы даже Марыся не пропала. А так…
Махнула рукой.
– Но и в самом деле – чувствовать, что окружающие относятся к тебе как к тяжелобольной, выше моих сил. Даже Кит до сих пор избегает меня. Будто я заразная. В общем, я валялась весь месяц дома с конфетами, булками и сериалами. Выключив телефон и забаррикадировав дверь. И знаешь…
Я засмеялась:
– Месяц пролетел незаметно. Это был на удивление спокойное и приятное время. А еще я до блеска отчистила квартиру.
– Жену Фила не нашли?
Вопрос был риторический, для поддержания разговора. Я помотала головой.
Поисково-спасательные отряды с собаками-трупонюхами прочесывали окрестности в надежде найти Марысю (или ее тело). Событие просочилось в прессу, дело о пропавшей жене погибшего бизнесмена будоражило умы жителей Яруги, пока его не перебила весть о смерти самого толстого кота в мире. Так как размазанная по дому кровь оказалась не Феликса и не Марыси, а порезавшей ногу Кристи, то история быстро выдохлась. Обывателям в ней не хватило «мяса». Феликс ведь умер сам, верно?
