Рыжий город, или Четыре стороны смеха (сборник) - страница 3

– Ну, это, наверное, у негритянок… – догадываюсь я.

– Что-что-что?! – нянька опускает на меня глаза. – Ах ты, щенок!..

«Только не по голове! – проносится у меня в мозгу. – В кои-то веки увидел в этом мире хоть что-нибудь интересное…»

Провал. Правда, уже ненадолго.

Опять какие-то негры… Ну да. Это Трофим Никодимович Дыхно, наш сосед, огромный негр, держит меня за шиворот и кричит на всю улицу:

– Ноги бы тебе обломать, паразит!

– Ну зачем же ему ноги ломать? – возражает Трофиму другая наша соседка, негритянка Роза Исааковна Шельсон. – Он же ребенок еще… Вот руки ему обломать было бы правильно. За то, что он с нами сделал.

А сделал я следующее. Тем летом весь наш поселок на окраине Одессы сбрендил на почве своего здоровья. Каждое утро бездомная баба Лушка стала привозить с Хаджибейского лимана два ведра мерзкой вонючей грязи, которая, как считалось, лечит от всех болезней. Жители поселка, раздевшись догола, обмазывались этой дрянью и ложились на железнодорожную насыпь загорать. Картина возникала странная: жители загорали, под насыпью в лучах солнца голубовато поблескивали – вроде узенькой речки – железнодорожные рельсы. Время от времени кто-нибудь из черных истуканов поднимался во весь рост, истомно потягивался, и казалось, сейчас с криком «У-ух!..» бросится на эти рельсы как в речку, прямо перед носом приближающегося поезда.

Меня родители обмазывали тоже. Хотя я был совершенно здоров. Наверное, меня лечили впрок. То есть как рассуждали родители: ну мало ли чем может заболеть ребенок в предстоящей ему долгой жизни, а мы его уже в детстве вылечили…

В конце концов, чтобы прекратить эти издевательства, однажды утром я незаметно влил в Лушкины ведра литра три несмываемой черной нитрокраски. Эффект был потрясающий. Недели на две после этого наш тишайший поселок превратился в восставшее негритянское гетто. Толпы разъяренных афроамериканцев одесского происхождения метались по нему и, бешено вращая голубоватыми зрачками, искали, кто это с ними такое сделал. Наконец нашли.

Короче говоря, это был единственный случай в истории, когда толпа разъяренных черных линчевала одного белого.

Нужно вам говорить, кто был этот белый?..

Опять, конечно, провал.

Москва. Очередь в Мавзолей. Представители рабочего класса, трудовой интеллигенции, сотрудники органов государственной безопасности.

Роскошный папа в офицерском мундире, нарядная мама и я – ангелоподобный ребенок с бантом на белой блузе.

– Сейчас, сынок, – торжественно объявляет папа, – ты увидишь наших вождей, Ленина и Сталина. Много десятилетий советский народ под их руководством день и ночь, не зная ни минуты отдыха, трудился не покладая рук. Поэтому люди решили их не хоронить…

– А когда отдохнут – похоронят? – спрашиваю я.

Удар. Провал.

Начальная школа. Провал лет на восемь.

Хотя, кажется, нет. Обманываю.

Очень раннее утро. Мы с моим другом Петриком прячемся в кустах за забором пионерского лагеря. Кругом поют птички.

– Ниже целься, ниже… – шепчет мне Петрик. – Прямо под глаз. И как только он закричит: «Пионер – всем ребятам пример!» – так сразу же и стреляй.

– А не заругают? – спрашиваю я.

– Не боись! – отвечает Петрик. – Зато этот пионервожатый больше никогда не будет говорить, что мы с тобой еще слишком маленькие для того, чтобы участвовать в военно-патриотической игре «Зарница»!.. Хотя рогатку, может, и отберут.

…Нет, в школе было много интересного. Например, люди.