Впрочем, первая ходка кое-чему да научила. Во-первых, движение надо начинать, когда палуба уходит вниз, бомба зависает и становится легче. Во-вторых, надо выбирать момент, когда бортовые крены минимальны. И, пока палуба пребывает в таком положении, надо успеть донести и установить бомбу в подъёмник. Однако поймать благоприятное для начала переноски и загрузки бомбы положение палубы оказалось делом далеко не простым. Ошибки приводили к тому, что надо было останавливаться, опускать бомбу, пережидая предельные углы крена, или когда она, получая ускорение вниз, становилась тяжеленной.
Будучи старшим по званию, как-никак старший матрос, моторист Пастика управлял всеми манипуляциями с бомбой. Юрка видел, что иногда Пастика ошибается, но понимал, что времени на разборки нет, и молча выполнял его команды. Тем более, до Пастики его промашки спустя секунды доходили, и он бурчал в своё оправдание: – «Эх! Чуть-чуть рановато двинули» или «Промухали мы с тобой, Садовский, малёха». «Сам ты промухал, барон цыганский, – чертыхался в душе Юрка, – а отдуваться, ясное дело, со мной»
У Галузова и боцманёнка Вишнёвого, дело шло не лучше. Они также пытались подобрать удобный момент для броска, но, промахнувшись, останавливались, теряя время.
– Шибче, хлопцы! Шибче, – надрывался, скатываясь на дискант, вошедший в раж Яцев. Лицо его налилось, жилы на шее набрякли, словно он сам таскал бомбы, а не стоял возле пульта подъёмника, готовый в порыве раздавить микрофон «Каштана» медвежьей пятернёй.
Напрасно. Всё напрасно. Первую попытку загрузки провалили в чистую, намного превысив норматив. Всегда надеешься на лучшее. «Авось проскочим, – думали, – тем более, как бы то ни было, а с полминуты урвали на мухляже». Не помогло.
Хронометрировал старпом Комодед. Он же, огорошив бомбистов результатами первой попытки, приказал, не мешкая разрядить пусковую установку.
«Намёк ваш поняли, товарищ старпом – грядёт вторая попытка». Разгрузка потребовала не многим меньших усилий, хотя её никто не отслеживал.
Разгрузив установку, они попадали в изнеможении, как придётся, вокруг подъёмника и наслаждались минутами передышки с надеждой на то, что второй пытки-попытки всё-таки не будет. Садовскому казалось в тот момент, что теперь и одну-единственную бомбу они с Пастикой не осилят поставить в подъёмник, если даже выпрыгнут из штанов. Трюмный Галузов, страдающий от качки, выглядел совсем неважно. Вишнёвый, к Юркиному удивлению, не казался уставшим, разве что непрестанная улыбка его стала больше походить на улыбчивую маску, а глаза уже не излучали беспричинное райское блаженство. Да и румянец на щеках несколько подсел.
Тем не менее, несколько минут отдыха пошли на пользу. Осознание того, что придётся загружать и выгружать пусковую установку до тех пор, пока норматив не будет выполнен, придало погребной команде злости и отчаянного куража. Ко всему, поразмыслив, Яцев решил заменить самое слабое звено в команде – трюмного Галузова, который совсем сник и наверняка мог сорвать следующую попытку. «Заменить, – вы спросите, – на кого?» Уж не думаете ли вы, что Яцев попросит мичмана Кудина спуститься в погреб? Разумеется, нет, тогда только на себя. Замена измученного качкой трюмача на минёра, от которого веяло здоровьем и силой, придала решимости нашим бомбистам покончить с этим грязным и неприятным делом именно сейчас. К тому же приближалось время обеда, о чём свидетельствовали Юркины кишки, начавшие уже потихоньку наигрывать боевые марши.
