Сам Владимир помнил веселую песенку про Августина с детства. Его дед, находясь в хорошем расположении духа, любил напевать ее под сурдинку. И конечно, по-немецки. Предки Фризе по мужской линии были обрусевшими немцами.
Помимо Августина Николаевича Седикова Владимир записал в свой простенький блокнот – бежевая коленкоровая обложка и листочки в лиловую клеточку – однофамильцев Седикова, Авенира и Авеля Николаевичей. «А может быть, они даже братья? – подумал сыщик. – Оба имени какие-то ветхозаветные».
Он отметил, что Августин, Авенир и Авель – да и сам Август – живут в центре Москвы. Ни один не поселился где-нибудь в Северном или Южном Бутове или, не дай бог, в Зюзине. И все обитают в переулках. Вот и не верь после этого в магию имен.
Заполняя блокнот информацией из купленной базы данных, Владимир еще не представлял, как ею распорядится. Но одно из своих предположений проверил сразу же. Позвонил клиенту в офис.
Трубку, по-видимому, взяла секретарша.
– Фирма «Пи-плюс», – сообщила она глубоким контральто. – Здравствуйте.
– Здравствуйте. Можно господина Седикова?
Крепости без боя не сдаются. Тут же последовал вопрос: кто его спрашивает?
Фризе, как они и условились с клиентом, назвался Рябоконем. На тот случай, если кто-то заинтересуется, уж не тот ли это Фризе, который занимается частным сыском. Фамилия Фризе не так уж часто встречается.
– Сейчас посмотрю, на месте ли он, – сообщило контральто.
Не меньше минуты сыщик наслаждался музыкальными пассажами «Этюда для Элизы». Потом услышал щелчок, еще один и, наконец, скучный, бесцветный голос Седикова.
– Здравствуйте, Владимир Петрович. Есть новости?
– Новостей нет. Есть вопрос. Всего один. Августом нарекли вас родители?
– А кто, по-вашему? Правительство?
– Признаю, вопрос задан неточно. По паспорту вы тоже Август? Не Августин?
– Август! Август! – сердито буркнул Седиков.
Фризе улыбнулся. Такая интонация ему нравилась больше. Он не выносил скучных, бесцветных голосов.
– И не Авелем? Не Авениром?
– И не Авесаломом! Список можете не продолжать. Ответ будет все тот же. А в чем, собственно, дело?
– Спасибо, Август Николаевич, – ласково сказал сыщик, сделав ударение на Августе. – До скорой встречи.
Фризе положил трубку и некоторое время сидел, рассеянно глядя в окно. Сегодня день опять выдался солнечный, жаркий, но в кабинете было прохладно. Год назад Владимир поддался на уговоры своей молодой приятельницы и оборудовал квартиру кондиционером. А старые рамы заменил тройным стеклопакетом. Теперь шум с улицы и со двора не проникал в комнаты, воздух приятно бодрил. Но после двух-трех месяцев эйфории от бытовых новшеств Фризе стал замечать, что накатывавшие на него время от времени приступы меланхолии стали более продолжительными. Может быть, сказывался возраст – тридцать девять? А может быть, отсутствие семьи. Подруги появлялись в его большой квартире – иногда даже надолго – и снова исчезали. А он оставался один. Но по-прежнему считал свою свободу – или одиночество? – благом. А приступы тоски и раздражительность объяснял тем, что жил теперь за тройными рамами, как в безвоздушном пространстве. И не слышал «шума городского». Как он шутил: «биения подлинной жизни». Сбивался с ритма.
У Владимира сохранились воспоминания о том, как в детстве, вернувшись ранней осенью с дачи на Николиной Горе, он с удивлением прислушивался к непривычным звукам, проникавшим в детскую комнату сквозь приоткрытое окно: к дальним звонкам трамваев, сигналам автомобильных клаксонов, резкому женскому голосу, звавшему неизвестного ему Лёвика домой ужинать. Под эти звуки маленький Фризе засыпал. А просыпаясь, слышал, как разгружают под окнами ящики с батонами из хлебного фургона. И даже чувствовал достигавший шестого этажа аромат горячего хлеба.
