С Любовью, Мама - страница 4

Утро, я веду ребёнка, одетого и причёсанного, как лондонский денди, в испанскую школу, и «хорошая мама» внутри меня любуется совершенным результатом своих трудов: сын выглядит идеально!

Мы подходим к учебному заведению одновременно с парой десятков испанских школьников, которых также сопровождают родители, и – о ужас! – я не верю своим глазам: на брюках большинства мальчиков красуются весьма заметные заплатки!

Сказать, что меня это потрясло, – не сказать ничего. В последний раз заплатки я видела в детстве, и, как у большинства русских людей, такой неоднозначный элемент одежды ассоциировался у меня с бедностью или жадностью, с гоголевским Плюшкиным, «прорехой на человечестве».

В тот момент я с сочувствием подумала, что пословицу о том, что лучше хорошая заплатка, чем плохая дырка, испанцы понимают буквально. Обучение в школе стоит немалых денег, возможно, все средства (а с ними и последние штаны) ушли на образование. При этом родители, которых я мысленно назвала «бедолагами», выглядели прилично и пребывали в весьма приподнятом настроении: шутили, смеялись, непринуждённо болтали с детьми.

Мне, привыкшей жить в обществе, где по одёжке встречают и, что уж греха таить, часто по ней же провожают, было непонятно, почему хорошо одетые взрослые экономят на школьной форме своих детей. Неужели они не понимают, как важно, чтобы ребёнок выглядел идеально?

Идеально Лев выглядел в течение первого дня. На второй день он явился из школы с ободранными коленями. Брюки с безупречными стрелками были разорваны и выглядели так, словно их носили в течение многих лет в суровых условиях.

Проведя разъяснительную беседу, отправилась в специализированный магазин, в котором продаётся школьная форма нужного образца, и, конечно же, купила новые брюки. Что делать с теми, что пришли в негодность, не думала – просто убрала в шкаф, памятуя о том, сколько они стоят.

Вечером история повторилась: Лев вернулся из школы в рваных штанах, чем поверг меня в полное недоумение! Получается, что брюки из дорогой ткани служат ему даже не два дня, а сутки, после чего превращаются в нечто несуразное с идеальными стрелками и лохматыми прорехами на коленях. Я не знала, что делать.

А ларчик просто открывался: на третий день я оказалась возле учебного заведения в районе обеда и увидела картину, представить которую где-то во дворе российской школы невозможно. Трапеза проходила прямо на земле, хотя некоторые ребята для удобства устраивались на своих куртках и пиджаках; кто-то обедал, стоя на коленях.

Тайна заплаток открылась позже: пообедав и спрятав в ранцы ланч-боксы, испанские школьники (и мой сын не исключение) пошли вразнос. Большинство знакомых мне российских мам, вероятно, упали бы в обморок; и я в тот момент едва держалась на ногах. Идиллическая картинка благопристойного европейского образования трещала по швам, как новые штаны моего мальчика: ребятня в буквальном смысле стояла на ушах: маленькие хулиганы кубарем катались по земле, устраивали кучу-малу, в то время как преподаватели стояли рядом, не проявляя никакого беспокойства, вероятно, такая чехарда была для них обычным делом.

В тот момент, когда за школьным забором происходило форменное безобразие, я вспомнила статью, посвящённую эксперименту, проведённому в начальной школе. На уроке детям предлагали решить математические задачи разной сложности; а во время перемены наблюдали за тем, насколько, в зависимости от каверзности задания, менялось поведение ребят. Оказалось, что действия школьников напрямую зависят от хитроумности материала: чем сложнее задачка, тем больше шума мальчишки и девчонки производят во время перерыва. Это объяснимо: детям сложно долго концентрироваться на каком-то действии, находясь достаточно долго без движения; по сути, такую ситуацию для ученика начальной школы можно назвать стрессовой.