С моих слов записано верно - страница 4



с какой-то чуть заметною тоскою.
И думает: вот рухнула страна
и стали все свободными, как птицы,
но как же постарели времена
и тесно, хоть распахнуты границы!

Хафиз и Тимур

Когда душу мою турчанка Шираза

Своею подхватит рукой,

За индийскую мушку на щеке ее сразу

Отдам Самарканд с Бухарой.

Хафиз
По весне Мусаллы[7] засвистят соловьи,
и к Тимуру притащит меня караул.
– Две столицы мои,
для которых согнул
четверть света под иго,
как игрушку,
ты отдать захотел, прощелыга,
за индийскую мушку?!
– Очевидно плаща моего
и убытка родство.
Вот меня довело до чего
мотовство!

Из арабского

Улица.
По ней
ты проходишь, стройна, как верблюдица,
шевеля горбами грудей.
Я в сухую глину вобью копье
и коня привяжу у шатра,
и с твоим дыханье свое
я сплету до утра.

Воспоминание

Здесь из красно-коричневой глины
склонов слеплены конские спины,
так синеет, что веки прищурь,
обожженная солнцем лазурь,
словно это задела глаза
бирюзовым крылом стрекоза,
разглядишь ее наверняка,
где в ущелье уходит река,
и, что райская тут сторона,
подтвердив – это точно она! —
мне на жесткой тропинке удод
головою в короне кивнет.

Неужели

когда ровно четверть века назад
разгневанная начальница экспедиции
вошла в комнату где в оконных проемах
выходивших в тенистый внутренний двор не было рам
а на кровати лежали блестя голыми грудями
две присмиревшие девушки
неужели это я
затаив дыхание стоял за дверью
чувствуя голым задом
колючую саманную стенку?

«В Ходженте, или Худжанде, а тогда – Ленинабаде…»

В Ходженте, или Худжанде, а тогда – Ленинабаде,
где глиняная крепость с колючей проволокой по стенам
и часовыми в советской форме
именовалась Александрией-Дальней,
мимо арыка,
вдоль которого, как волнистые колонны,
выстроились старые тополя,
я пришёл к караван-сараю,
где в те времена была гостиница для колхозников.
В полутемном прохладном внутреннем дворе,
в который выходили двухъярусные галереи,
слева от входа стоял музейный стенд.
Две линии на графике
демонстрировали цены на рабов и рабынь
в зависимости от их возраста.
Дороже всех стоили восемнадцатилетние рабыни,
потом цена быстро падала.
Цена рабов плавно росла до шестидесяти лет.
А после тоже шла на спад.
В этом году мне как раз исполнится шестьдесят.
Какой выход?
Похоже, только один.
Стать свободным.

«На концерте Пако де Лусии…»

На концерте Пако де Лусии
я увидел, как Тео
раздирает апельсиновые
сумерки пустыни
голосом гитары.
Вечером мы ставили стулья
прямо на растрескавшийся,
идущий во все стороны до горизонта,
глиняный пол.
Тени у нас за спиной
 ползли в синюю мглу
и шуршали в колючках,
как маленькие змеи.
В амфитеатре неба
прямо перед нами
играли мистерию заката,
а острый звук гитары
вонзался в истекающий красками простор,
и над далекими кустами
вдруг, как дельфины из воды,
выпрыгивали
влюбленные антилопы.

Превращения воды

Снег. Похороны

в дни превращения воды
когда гуляет смерти смута
среди позора и беды
бывает радости минута
горят края у облаков
трава вытягивает шею
и Божий промысел таков
как приключенья Одиссея

Внезапный снег

Скандал зимы с весной – на всех
вдруг падает внезапный снег
и дует ветер.
И влагу жадно пьет росток,
и в ребра чувствует толчок —
тянуться к свету.
И воздух проглотил слова,
но воскресенье рождества
все ближе.
Когда проснется синева
и хором зашумит трава
про тех, что ниже.

«в свисте облачной пращи…»

в свисте облачной пращи
в серебре полутьмы
я почуял пьянящий
первый проблеск зимы
как мотив Амадея
словно все не всерьез
от тоски молодея
расцветает мороз