С нами Бог - страница 23

Через пять минут Пафнутий Иакинфиевич стучал в дверь дома по указанному администратором гостиницы адресу.

На стук вышла высокая, стройная женщин немногим более сорока лет на вид.

Кого угодно ожидал увидеть Пафнутий Иакинфиевич, – пожилую женщину, старушку, но только не столь красивую молодую вдову.

Он стоял, онемев глазами и ртом.

Женщина, мило улыбнувшись, – прекрасно поняла, что загнало в оцепенение стоящего перед ней человека, – мельком окинула его взглядом своих ярко-голубых глаз и, оказавшись, вероятно, под приятным впечатлением, красивым певучим голосом произнесла довольно-таки длинную вступительную речь:

– Вы, вероятно, из гостиницы и вам нужно жильё? Уверена, я правильно определила ваш визит в мой дом, не говорю, – засмеялась, – ко мне, ибо ни вы, ни я не имеем чести быть представлены друг другу. Хотя… я догадываюсь, кто вас послал ко мне… администратор гостиницы. Как-то я повстречала его и предложила, зная, как нынче тяжело с номерами, свои услуги. И вам, вероятно, сказали, что я беру деньги… ни в коем случае. Брать деньги в такое время, когда война и все переживают трудные, я бы сказала смертельные времена, нехорошо. Прошу, входите в дом. У меня как раз готов обед и я собиралась садиться за стол, а теперь наш скромный обед, да-да, наш, и никаких отговорок я не приемлю, – увидев в глазах гостя намерение, отказаться от стола, – будет скрашен приятным разговором. Вот сюда поставьте ваш саквояж, вот рукомойник, полотенце чистое… на гвоздике. Умывайтесь и за стол, а я пока поставлю второй прибор.

Накрывая стол, хозяйка не прекращала говорить. По торопливости высказаться было понятно, что она давно соскучилась по разговору с культурным человеком, именно таким она видела своего гостя.

– Вы, как я понимаю из России… Ах, как давно я не была на родине. Ну, ничего, вот закончится война, продам этот дом и возвращусь на родину. Здесь меня уже ничто не держит, – тяжело и горестно вздохнула. – А вы, ой, простите! Я даже не назвалась. Так как вас зовут, молодой человек? Стою, говорю и говорю, а вам и слова произнесть некогда. Простите, великодушно! Извините, молодой человек. Так как ваше имя? А я Агнесса… Христофоровна, но вам можно просто Агня, ах, как давно меня никто так не называл. А когда-то… – хозяйка слегка прикрыла глаза и покачала головой, – когда-то это было. Ну, да ладно, прочь воспоминанья! Ну, так как же вас величать, молодой человек?

– Не так уж я и молод, – сказал Коробейников, с трудом вставив в беспрерывную речь женщины своё имя. – Прибыл в ваш город по заданию редакции газеты «Губернские вести» и мне сорок пять.

– Чего сорок пять?

– Лет, разумеется.

– Как прекрасно! Как это прекрасно, Пафнутий Иакинфиевич. Я даже и мечтать не могла, что судьба сведёт меня с таким прекрасным человеком как вы, да ещё из мест моей очаровательной молодости. Я же родом из города N, из того, откуда вы прибыли в этот разрушенный войной край. Вот и расскажете мне всё о нашем родном городе N за столом, за который я приглашаю вас к обеду.

Далее Агнесса Христофоровна представилась вдовой австрийского полковника, погибшего на охоте за три года до войны.

– С удовольствием, уважаемая Агнесса Христофоровна, расскажу о нашем городе, и примите мои искренние соболезнования по поводу преждевременной кончины вашего мужа.

– Да-да, конечно, принимаю, но что уж теперь… свыклась… сколько уж лет прошло, – горестно покачав головой. – Пришлось продать наш большой дом, всю мебель, оставила лишь диван, два стола, стулья, две кровати и так… ещё кое-что по-мелочи. На вырученные деньги купила вот этот небольшой домик в центре города, – окинула его внутреннее пространство правой рукой, – и живу, к счастью безбедно, но скучно, ах, как скучно порой мне бывает, дорогой вы мой Пафнутий, позвольте вас так называть. Извините, уж очень сложное у вас отчество, а память у меня совсем никудышная стала. Забывать стала многое, и в первую очередь имена… порой припоминаю, припоминаю, а вспомнить никак не могу, как зовут ту или иную особу, а как овдовела, так сразу и знакомства все пропали. Порой так нестерпимо хочется с кем-нибудь поговорить, вспомнить совместно знакомое, да… – женщина развела руками, – не с кем. Покинули все меня. Да, оно и верно, – махнула рукой. – Кому в нынешнее время до чужих забот… дело есть. А до меня… вдовы и подавно. Сейчас в одиночестве тяну свою жизнь к старости и неизбежной смерти… А куда деваться? такова участь всех вдов. И голова частенько побаливает, – мигрень, будь она неладная, а пожалеть некому. Да, что уж тут, – в аптеку некому сходить, нюхательную соль от головы купить. Так и лежу час – другой пока сама не уйдёт… боль-то. А то, бывает, весь день и даже ночь мучаюсь, мучаюсь и стакан воды подать некому. Да, что это я о своём и о своём. Вы-то как, Пафнутий? Как доехали, скоро ли, хороши ли? Что нового видели? У нас-то тут всё о войне и войне, о цивильной жизни редко кто, что скажет, а газеток я не покупаю, не хочу расстраиваться, в них война, да то, кто с кем разводится и судится, какие спектакли в Петербурге показывают… суета одна. Хороша ли была дорога?