— Не будет лишним.
Я посылаю ей легкую улыбку в знак почтения. Кручу головой по сторонам, глядя на это заведение с другой стороны — положительной. И на этот раз замечаю присутствие новогодних украшений. А на небольшом выступе в форме сцены — елку. Маленькую и захудаленькую, но все-таки елку.
— А у вас тут уютненько, — делаю вывод, но это не комплимент. Это во мне оттяг играет и теплая обстановка плавит мозги. Или это еще отголоски дневного эффекта неожиданности в коротком полотенце.
— У нас здесь по утрам весело и шумно, — Таня подставляет бокал под краник, который торчит из бочки.
— А по вечерам?
— Привычный мордобой, — отвечает она спокойно.
— Что-то незаметно.
— Еще не вечер, — звучит перспективно.
Татьяна протягивает мне наполненный до краев бокал. Подношу ко рту и делаю глоток жидкости, которая течет через губы, придавая языку тонкую горчинку, сопровождаемую мягким шипением в горле.
Вновь кручусь на стуле, оглядывая забегаловку. Вижу одного мужика. Сидит себе за столиком. Подчехляется, никого не трогает.
— А что тут за веселье по утрам? — еще один глоток.
— Детские утренники через дорогу в клубе.
Вся пенистая жидкость идет носом.
— К-какие утренники? — закашливаюсь.
— Новогодние, какие ж еще? — она протягивает мне салфетку. — После они бегут сюда угощаться сладостями. У нас здесь свой дед Мороз имеется...
Ничего себе.
Удивляюсь и поворачиваю голову на выкрик позади.
— С наступающим Новым годом, мать его етить! — орет тот мужик, который далек от состояния «стеклышка».
— Семеныч, — поясняет мне барменша, наклонившись ближе. — Остался один утренник, — недовольно цокает языком. — Он его не потянет. Значит, детишки останутся без представления и подарков.
— Протрезвеет до утра, — утешаю ее.
Наши взгляды устремлены в сторону столика, где чудак пытается выползти из-за него и встать на ноги. Но тут же валится на стул, крепко выражаясь.
— Навряд ли, — вздыхает Таня. — Жаль, он всегда так бесподобно олицетворяет этого веселого старика...
— Найдите ему замену. Делов-то... — предлагаю простой выход из ситуации.
Чувствую на себе ее пристальный взгляд, когда подношу кружку к губам.
— Что?
Брови непроизвольно ползут на лоб, когда догадываюсь, о чем думает эта барменша.
— Я заметила, у вас есть потенциал.
— Ты что, шутишь? — смеюсь.
— Нет, я серьезно. И Джека можно было бы использовать...
— Вместо оленя? Ну-ну, — продолжаю посмеиваться, и боковым зрением замечаю движение.
Двое незнакомых парней входят в заведение и оценивают обстановку. Они шарят взглядами по помещению, тычут в посетителей пальцами, не скрывая наглых усмешек.
Шпана одним словом.
— Выступать на сцене — это не мое, — вновь поворачиваюсь к барменше.
Как и животных лечить. Но молчу об этом. Самому интересно, к чему такая перспектива приведет.
— Семеныч тоже раньше боялся, а теперь вот, из образа не выходит.
Шутница однако.
А потом вздыхает и принимается протирать тряпкой столешницу.
— Жаль, детки останутся без праздника.
Невесело, согласен.
— Среди них есть один мальчишка, который ждет этого мероприятия больше, чем свой день рождения.
Вспоминаю себя маленьким: день рождения это совсем другое, а вот Новый год...
— Что не так с этим мальчиком?
— С ним все хорошо, а вот с его родителями, — вдруг замолкает она. — Детдомовский он.
Печально.
— Как пацана зовут?
— Алешка.
— Среди детей есть еще сироты?
— Остальные все пристроены.
Задумавшись о своем, пялюсь на дно кружки, которую уже успел опустошить. Становится совсем грустно за пацана и, вместе с тем, просыпается интерес к нему. Как он выглядит, тепло ли одет, вкусно ли накормлен...
