Дальше, в табачном дыму, разговор складывался легче – и продлился более двадцати минут. Речь вели об условиях предварительного заключения в СИЗО, о том, как нужно себя вести во время следствия и о многом другом. Михальчук даже написал записку отцу и попросил адвоката передать ее. Отношения вроде налаживались.
Однако, едва Николай Владимирович начинал расспросы о том, как все-таки произошло убийство, – подзащитный умолкал. О самом деле адвокату не удалось вытянуть из него ни слова. А его интересовали две основные вещи: мотивы убийства и конкретные обстоятельства.
– Антон, какой смысл молчать со мной о деле, ведь ты уже все рассказал следователю?
Но тот только морщился и мотал головой. Было похоже, что он слишком в лоб воспринял совет адвоката ничего не рассказывать по делу, и боялся ляпнуть лишнее даже ему.
– Антон, я в деле не вижу протокола твоего признания. Его вообще кто-то писал? Ты его подписывал?
Парень пожимал плечами.
«Понятно, – подумал Сверчук. – Следователь «колол» парнишку, да не «доколол». Признание-то выбил, а деталей не знает. Я помешал. То-то он был такой злой!»
В конце концов Сверчук предложил:
– Вот что я хочу тебе сказать, Антон. Ты должен заявить следователю, что отказываешься давать показания. Вообще. Это необходимо для того, чтобы я успел как следует разобраться в деле и тщательно подготовить тебя к допросам. К защите нам обоим нужно отнестись серьезно. Понял?
Парень утвердительно кивнул головой, хотя на самом дел е удивился такому требованию: зачем теперь отказываться, ведь он уже все рассказал следователям?
– Не бойся отказываться давать показания, ты имеешь на это законное право. Поверь, это тебе не навредит. При таких обстоятельствах немного дополнительного времени может тебе помочь, – неспешно объяснял адвокат. – Сегодня тебя доставят в изолятор временного содержания. А завтра-послезавтра суд рассмотрит ходатайство следователя о взятии подозреваемого, то есть тебя, под стражу. Я, конечно, тоже буду в суде и попытаюсь добиться избрания иных мер пресечения. Например, взятие на поруки или под залог.
Услышав последние слова Сверчука о поручительстве и залоге, паренек встрепенулся. Он даже и не думал, что в такой ситуации есть возможность вернуться домой. Но, заметив реакцию подзащитного, Николай Владимирович предупредил:
– Если откровенно, на это особо рассчитывать не стоит. Сам понимаешь, преступление тяжелое. Так что, скорее всего, суд таки вынесет решение о содержании под стражей. После этого тебя переведут в СИЗО[2]. Но как твой адвокат я смогу навещать тебя столько, сколько будет нужно. Все понял?
Антон кивнул.
– Теперь скажи, только честно: тебя бил кто-то из милиционеров? Откуда ссадины на твоей щеке?
– Бил только дядя, который первым поздоровался с вами за руку. Тот, который в очках и синем пиджаке.
– Вот это дела! Теперь понятно, почему они все как на пружинах. Выходит, руки распускал сам прокурор города! Сильно бил? Куда?
* * *
– В грудь, по почкам, по лицу немного. Пугали, кричали…
– Ты признался в убийстве именно после такой «подготовки»? Даже не знаю, как в этой ситуации лучше действовать. Однозначно ты имеешь право подать жалобу, и я помогу ее составить. Ну, пора уже нам закругляться. Помни: ты отказываешься давать показания.
Пока длился разговор, Антон жадно смолотил два бутерброда, которые нашлись в адвокатском портфеле. Жена Сверчука предусмотрительно положила их еще сутра, когда поняла, что муж не успевает позавтракать, торопясь в офис. За весь день съесть их так и не нашлось возможности, а именно сейчас они оказались очень кстати.
