Читать онлайн Юрий Марченко - С правом переписки. Письма репрессированного. 1934—1941

Составитель Юрий Григорьевич Марченко

ISBN 978-5-4493-8626-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В семейном архиве сохранились письма Емельяна Петровича Ганенко из ссылки, тюрьмы и концлагерей.

Письма написаны на клочках бумаги, часто малоразборчивым почерком. Я их оцифровал, разобрал, снабдил примечаниями, и думаю, что они представляют исторический интерес не только для нашей семьи.

Письма не редактировались, представлены «как есть». По счастью, Е. П. Ганенко на каждом письме ставил место отправки и дату. В тех случаях, когда текст не удалось расшифровать, поставлена пометка (нрзб) – неразборчиво. Обычно это одно – два слова, не более.

В официальных, очень скудных, материалах имеются разночтения в дате рождения Емельяна Петровича, в сроках тюремного заключения, датах ухода в эмиграцию и пр., поэтому биографические сведения приходилось собирать буквально по крупицам.

В Приложении я поместил имеющуюся информацию о лицах, упоминаемых в письмах, на основе сведений из Википедии и других открытых источников. Исключение составляют только общеизвестные личности, такие как Ленин, Сталин, Маркс и др.

ГАНЕНКО Емельян Петрович, родился в 1880 году в г. Ромны Полтавской губернии.

О его детстве и юности ничего не известно.

В 1898 г Емельян оказывается в Екатеринославе, где вместе с отцом подрабатывает случайными заработками и там же знакомится с марксистским кружком любимчика В. И. Ленина – Ивана Бабушкина.

Школу он не посещал, однако благодаря учителю Кременчугского училища Галацкому усвоил основы грамотности, всеобщей истории, истории французской революции, истории культуры и цивилизации и развития революционного движения в России от Пугачевщины до декабристов и Народной воли.

В 1899 – 1903 годах работал пропагандистом в кружках РСДРП в Екатеринославе, Кременчуге, Николаеве и Одессе. В 1903 году перешел к эсерам (партия социалистов-революционеров, С-Р). Емельян Петрович с самого начала принадлежал к радикальной левой ее части, к так называемой «боевой организации», руководимой агентом охранки Азефом и знаменитым Борисом Савинковым, в качестве боевого техника занимался изготовлением бомб для терактов.

За участие в революции 1905 года арестован и приговорен Военно-Окружным судом г. Одессы к 4 годам каторги с последующей ссылкой. Каторгу отбывал в Акатуйской каторжной тюрьме. В I910 году вышел на поселение в Забайкальской области, но в том же году бежал из ссылки и некоторое время работал в подполье в Москве и Одессе. В конце 1910 г отправлен из России в распоряжение заграничного бюро ЦК партии С-Р. После встречи в Вене с Б. Савинковым выехал в Париж, из Парижа командирован в Лондон к Чайковскому. С этого времени кочевал по заграничным портам, где были стоянки военных русских судов заграничного плавания, проводя агитацию среди матросов.

В начале 1912 г снова переехал в Париж. Здесь работал слесарем-механиком на различных заводах (Автомобильно-авиационные заводы Рено, завод механических автоматов, карандашная фабрика Фабера и др.), принимал участие в забастовочном движении французских рабочих, за что несколько раз арестовывался французскими властями.

В Париже женился на Марии Густавовне (Августовне) Александрей. Здесь у них родились три сына: Виктор, Константин и Алексей. После февральской революции 1917 года возвратился из эмиграции в Россию, пробыл несколько месяцев в Петрограде, и с мандатом ЦК партии эсеров в начале августа 1917 направлен для революционной работы на Украину, вначале в Харьков, потом в Полтаву. Чуть позже к нему присоединилась беременная Мария Густавовна с огромным скарбом и тремя детьми. В 1918 г был членом Полтавского губернского Военно-революционного комитета от левых эсеров. затем членом ЦИК Советской Украины до прихода немцев. В период немецкой оккупации с начала 1918 года является членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта Красной Армии. В этот период он был одним из организаторов подавления левоэсеровского мятежа Муравьева. В конце лета 1918 года направлен на организацию подпольной работы на территории, занятой восставшими чехословацкими частями. После ареста чехословаками, из-под которого ему удалось бежать, переходит на подпольную работу в Киев (оккупированный в то время немцами), где остается до освобождения г. Полтавы частями Красной Армии. В июле 1919 г назначается членом военно-революционного трибунала Полтавы.

В 1919 году посла вступления украинских левых Социалистов-революционеров в коммунистическую партию становится членом КП/б/У.

В течение последующих двух лет до 1921 г работал в г. Полтаве, занимая различные посты: председатель Губсобеза, Председатель Губнаробраза, Председатель ГубРКИ.

В результате знакомства в эти годы с Е. П. Ганенко у Антона Семеновича Макаренко родилась одна из самых ярких и симпатичных фигур «Педагогической поэмы» – образ Черненко, председателя РКИ.

В 1921 году направляется в Харьков, и работает в хозяйственных организациях: председателем правления Доброфлота, членом коллегии Наркомвнешторга, членом правления Донугля. В это же время является зам. председателя Всеукраинского Совета Общества Политкаторжан, членом редколлегии журнала «Пути революции».

В 1927 году исключен из партии за «бытовое разложение, выразившееся в систематическом пьянстве и неэтичных поступках в отношении некоторых ответственных работников». По воспоминаниям родственников, Емельян Петрович пил в кабаках, и, напившись, начинал прилюдно костить своих товарищей по партии. После этого был снят со всех должностей и работал слесарем-механиком на различных предприятиях Харькова.

По доносу руководителей Общества политкаторжан, в 1933 году был арестован и около года находился под следствием. Совместно с другими лицами, бывшими «красными партизанами», он шел по сфабрикованному УНКВД делу о «террористической контрреволюционной деятельности и подготовке восстания против Советской власти». Основу дела составляло эсеровско-троцкистское прошлое членов фиктивной группы «Союз красных партизан». Обвинение даже для тех лет было настолько нелепым, что приговор тройки ГПУ УССР оказался чрезвычайно мягким – всего лишь административная ссылка в Казахстан, г. Уральск на 3 года.

Абсурдность и фиктивность дела «красных партизан» была настолько очевидной, что к 1939 г. большинство из них освободили и полностью реабилитировали. Однако это не коснулось Е. П. Ганенко, так как в 1935 г он был снова арестован по другому делу, сфабрикованному уже Уральским НКВД за слишком острый язык и буйный характер, и провел два года в Уральской тюрьме. Осужден Верховным судом СССР по ст.58—10, 58—11 УК РСФСР на 5 лет лишения свободы (по другим данным – на 10 лет).

С 1937 по 1941 г Емельян Петрович провел в различных лагерях ГУЛАГА НКВД.

Умер в 1941 г в Ухте при невыясненных обстоятельствах.

В 1963 г реабилитирован Верховным судом СССР за отсутствием состава преступления.

Ю. Г. Марченко

Уральск, 27.1.1934

Итак, дорогие мои, я утвердил свое знамя на земле Емельки Пугачева, прибыл сюда 26/1 благодаря попутчику, Алексею Георгиевичу, местному агроному, старожилу и уроженцу Казахстана, с которым я познакомился в пути из Саратова, и который на первое впечатление кажется очень порядочный человек, советский труженик типа Черепцова. Так думаю пока, какое мнение будет дальше, не знаю, да это не важно. Важно, что у него я получил в самый трудный момент приют и семейное радушное гостеприимство, которое особенно для меня ценно и важно после дорожных приключений, а приключения оказались для меня очень печальными.

Спокойствие, вооружите свое воображение юмором, а то мама потеряет сон и покой, а это будет очень скверно для нас всех.

Итак, начинаю.

1) От Харькова до Валуек я спал сном праведника, хотя вагон был пустой и холодный, т.е. без отопления. Но я не замерз и проснулся на подъезде к Валуйкам от громкой российской матерщины. Оказалось, что мой сосед по купе единственный отморозил себе пальцы на ногах, на что проводник резонно по-русски отвечал «А чаво валенки не одел, а теперь ругается». Я же, хотя тоже был без валенок, молитвы харьковских святых сохранили меня на этот раз. Но, как видно, их молитвы имели силу только в пределах Украины, так как на дальнейшем пути посыпалось на меня, как из рога изобилия, 99 несчастий.

Отмечу главные 1) около станции Лиски при проверке билетов к моему литеру потребовали удостоверение, которое я и предъявил. Главный контролер, по прочтении моего волчьего билета, вошел в раж и, как видно, решил своеобразно нажить коммунистический багаж перед лицом немногих пассажиров военных, находившихся в вагоне. Первое, он заявил, что я как преступник перед Сов. Властью, не имею права ехать в воинском вагоне, и, так как в моем волчьем билете не указано, что я политический преступник, то он, и находящиеся в вагоне граждане, вправе считать меня вором и прочее прочее, и стал требовать перехода в другой вагон. Не желая обострять конфликт с форменным дегенератом железнодорожной касты, а ему на вид лет под 55, я для сохранения своих нервов изъявил согласие перейти в другой вагон при условии предоставления места. Тогда он, что поезд не плацкартный и что я должен ехать, как и все граждане, а если мне не нравится, то советская власть о таких, как я, позаботилась и оборудовала спец. вагоны. Короче говоря, после усиленных попыток с его стороны доказать, что он неистовый тоже страж Диктатуры и какого-то класса, только, конечно, не трудящегося, после всего этого я назвал его просто и коротко Мерзавцем и отказался перейти в другой вагон. За меня вступились военные, ехавшие на Дальний Восток, и казалось, этим и кончится, так как этот идиот поспешно ушел. Но по приезде на станцию Лиски явился агент Гепеу и потребовал явиться к дежурному с вещами, что, конечно, пришлось исполнить. Приняли меня, конечно, не по-европейски. Это потому, что, как видно, наше интурбюро не включило станцию Лиски как российскую достопримечательность в свой маршрут для всех мастей Эрио и компани. Сразу было в нашем родном стиле предъявлено обвинение в контрагитации среди войск.

Черт возьми, обвинение не шуточное, хотя для меня привычное. Здесь я должен выразить большую признательность Гепеу УССР, благодаря тому, что их метод шитья мне дела оказался аналогичен, что мной и пережито на сей раз. Я отнесся довольно спокойно, что уже единожды такое же липовое обвинение имел, и в результате его меня отправили к черту на кулички, и что я не рекомендую отымать лавры победы у Гепеу УССР над таким преступником. Но мои советы, конечно, принципиально были игнорированы, и не знаю, чем вся эта глупая история кончилась, если бы в этом вагоне не ехали два сотрудника Челябинского или Курганского Гепеу, а так как мой увод из вагона у здравомыслящих людей, находившихся в вагоне при инциденте, вся эта мерзость вызвала негодование, то эти ребята следом явились тоже в Гепеу и, после того как они осветили происшедшее, все было улажено, и я был водворен обратно чуть ли не на полном ходу поезда. Но не успел я успокоиться и рассеять горечь обид, наносимых последние годы мне, я обнаружил, что в момент этой сутолоки и волнений исчез один пакет с деньгами. Оказалось, что внизу пальто подкладка была не подшита, возможно, что там была маленькая дыра, два пакета своей тяжестью отверстие расширили и один меньший выпал. Проверив причину, оказалось, что нитки не-то гнилые не-то просто слабые, но, как только слегка потянешь, так и рвутся. Погоревав немного и вспомнив еврейскую молитву « Благодарю тебя, Боже, что ты сохранил мне голову и ноги, я накормить себя заставлю чужие руки». Мысленно прочитав поучительную молитву, я продолжал беспечно свой путь и так доехал до станции Ртищево, т.е. ст. пересадки, высадился, иду к багажному вагону, ищу его с целью получить багаж, оказалось, что нет багажного вагона, и багаж идет следующим поездом, что сразу спортило мне настроение. Как видно, я еще не потерял способности предчувствовать и не ошибся. По приезде в Саратов, т.е. к второй пересадке, должен был прождать сутки в Саратове. С вокзала гонят после 2-х часов. Я решил ночевать в гостинице, но оказалось, не так легко. Сутки пребывания в Саратове стоили мне тридцать рублей, но зато хорошо поспал, полный комфорт. На утро поднялся бодрым и даже веселый, и, так как вещи оставил на хранение, то принужден был позавтракать в ресторане. При этом оказалось, что цены в Саратове харьковские, а некоторые предметы и дороже, но некоторые дешевле. Как то мука 60 р, пшено 60—70 р, масло слив 25—30, постное 15 литр. После завтрака пошел узнавать участь моего чемодана, и в результате объяснений и разъяснений я так пал духом, что умудрился потерять квитанцию на ручной багаж. Короче говоря, я попал в такой переплет, в котором, как говорят люди, «пошехонцы» бросаются с моста в воду. Вооружившись терпением, перестав думать о чемодане, пошел в камеру хранения выручать внутреннее и наружное мое благосостояние, но оказалось, что это не так легко, что потребуется написать пять заявлений, десять объявлений да пять резолюций, да ждать еще двое суток.