– Что ты, о лучевой болезни тут никто слыхом не слыхивал, к нам она не прилипает. Тут дело в другом – длительное воздействие повышенных доз радиации сказывается на нас не лучшим образом. Мы как бы частично теряем защиту от перерождения.
– От радиации можно стать мертвяком?!
– Нет, не совсем. А вот превратиться в нечто среднее между мертвяком и человеком можно. Таких мы называем атомитами, потому как в основном это дело рук мирного атома. Понастроят всяких реакторов, а потом они к нам прилетают и пачкают все.
– От радиации повязка не спасет.
– Не умничай.
– Я не умничаю – так и есть.
– Ничего не так. Запомни – если поблизости от атомного кластера попадем под ветер или дождь, дышать надо строго через нее. Потом выбрасываешь с одеждой вместе и тщательно моешься. Так тщательно, чтобы кожа потом скрипела. И рот не разевай, потому как главное – чтобы ни пылинки в тебя не попало. А то пристроится в легких пустяковая с виду пылинка облученного реакторного топлива и начнет все вокруг бомбить альфа-частицами. Институтские говорят, что они для иммунных самая засада – хуже всего переносятся. В общем, будешь ходить и жизни радоваться, а потом настанет день, когда посмотришь на меня, и в голову ни с того ни с сего придет светлая идея – а почему бы не откусить от друга Шуста пару лакомых кусочков? И все, ты уже атомит: вроде как человек с виду, пусть местами и уродливый; можешь сохранить навыки обращения с оружием и даже с транспортом; но при виде людишек облизываешься. Мысли посложнее, чем у мертвяка, но все равно уже не те, на нас они не похожи ни внешне, ни внутренне. Одним словом – атомиты.
– Ты так страшно это рассказал, что я уже никуда не хочу ехать, – мрачно произнес шагавший рядом Гном. – Мало того что можно надышаться гадостью, так еще и атомитов в тех краях небось полно.
– Расслабься, их много не бывает. Они туповатые обычно, а твари их жрут не меньше, чем нас, так что сокращают поголовье быстро. Да и мертвяки на атомных кластерах не чета обычным, у них даже виноградины и горох куда крупнее и сильнее.
Юпсик, поморщившись, провел ладонью по страдающей после неумеренных возлияний голове, подтвердил:
– Все верно, там один споран за четыре обычных впаривают, потому как он не только на живчик идет, с ним лучший спек для кайфа бодяжат. Так и называют – рад-споран, рад-горох.
– Знаю одну чокнутую бригаду, они только за таким добром и охотятся, – произнес кто-то сзади.
Разговоры закончились, потому как вышли за угол и увидели наконец технику, на которой придется передвигаться по опасным территориям. Для других это зрелище, может, уже стало обыденным, но не для новичков – Шуст выругался так витиевато, что некоторые не удержались от смешков.
Карат промолчал, хотя тоже мог кое-что сказать по этому поводу. Начать с того, что ему ни разу не доводилось ездить на бензовозе. И до сих пор он представить не мог, что это можно делать вне кабины. И уж тем более не мог подумать, что огромная стальная цистерна станет пристанищем для полутора десятков пассажиров.
По меркам Улья – неплохая задумка. Стальная емкость сама по себе хорошо укреплена, не надо изощряться, как на изначально ничем не защищенных гражданских грузовиках.
Но местные «Кулибины» не стали ограничиваться изначальной защитой. Наварили арматурных решеток и стальных листов, густо усеянных острыми шипами, приспособили в начале и в конце цистерны невращающиеся башенки с бойницами и не забыли нарезать амбразуры в бортах и корме. Само собой, что и о кабине побеспокоились.
