Коляска грохотала окованными ободами колёс по булыжной мостовой. Посеревший от страха Степан нахлёстывал двойку лошадей, которые, строго говоря, в этом не нуждались. Почувствовав опасность, умные животные буквально прыгнули с места вперёд и понесли.
Вооружившись длинным мушкетом, Графиня пристроила его на сложенном козырьке коляски, тщательно прицелилась и выстрелила. Она никогда не любила громкое и ненадёжное огнестрельное оружие, но умела им пользоваться. Когда пороховой дым рассеялся, стало ясно, что пуля с жужжанием ушла мимо. Но дело было не в том, что преследовавший их кусач увернулся, нет. Просто то ли мушкет не страдал меткостью, а то ли с пулей что-то было не так.
Заражённый нёсся вперёд по прямой, параллельным курсом с коляской. Выстрел из второго мушкета вышел удачней, но тоже не причинил мутанту больших неудобств, хотя Графиня хладнокровно отметила попадание в голову. Тяжёлая мягкая свинцовая пуля свалила монстра, но, пока Ольга Анваровна засыпала порох в ствол и трамбовала пулю шпицрутеном, тварь поднялась, мотая башкой, после чего продолжила преследование.
Графиня снова пристроилась с мушкетом. Выстрел. Промах!
Бросив бесполезное оружие, она постучала Степана по спине.
– Тормози!
– Не могу! – сквозь шум прокричал тот.
– Тогда режь упряжь! – решительно приказала Графиня. – Дальше пойдём пешком.
– Да как же это пешком-то? – изумился Степан. – Нас этот бес пешком догонит и схарчит, не поперхнувшись…
И тут до него дошло.
– Лошадей жалко, – протянул он, однако перечить не посмел.
Силач Степан лошадей любил даже больше, чем людей. Графиня, прожившая в этом новом жестоком мире уже четверть века, разделяла его взгляды. Но будет намного хуже, если кусач сожрёт сначала их со Степаном, а уж потом их лошадей. А так, может, на лошадей отвлечётся, и людям удастся уйти.
Степан безропотно подчинился самоубийственному приказу. Коляска полетела с дороги на повороте. Упряжь с парой лошадей умчалась дальше – Степан, будучи некогда конюхом, не всегда мозги включал. Но приказы своей Графини выполнял без рассуждений.
Не в силах прекратить преследование лошадей, кусач бросил многообещающий голодный взгляд на перевёрнутую коляску и помчался дальше. Графиня вооружилась на этот раз своим, сработанным по её руке арбалетом. Взвела, наложила на ложе стальной болт толщиной с её мизинец. Приклад прижала к плечу, выдохнула, и в серой тихой рассветной хмари прозвучал хлопок тетивы.
Болт по дуге проделал путь до спорового мешка и безошибочно нашёл уязвимое место на затылке заражённого. Тело кусача вытянулось последний раз и замерло, урчание оборвалось.
– Степан!
– Ась?
– Ты как, голубчик?
– Вашими молитвами, Графинюшка! – откликнулся бывший конюх, выбираясь из кустов на обочине. – Может, зря мы лошадок-то отпустили? Скажите слово только, я-то вмиг их поймаю.
– Нет, голубчик, не надо. Дальше лесом пойдём. Лошадки нам с тобой только мешать будут.
– Ох… – простонал Степан, начав собирать пожитки из коляски. – И за какой такой надобностью-то вас, Графинюшка моя, понесло в энти края беззаконные? Люди тут злы, потому как православных тута не валиться, сплошь немчура, шведы да англичанцы. И когда от энтой публики русскому человеку было добро?
