– Вот видите, герой-любовник? – донёсся сзади равнодушный голос сестры, в котором не было ни сочувствия, ни злорадства – только сухая констатация факта. – Рановато вашему богатырю ещё в бой рваться. Операция по шунтированию сердца прошла успешно. Но надо ещё подлечиться. Поваляться. Так что марш в палату, и никаких перекуров.
Слова ударили по мне, как обухом по голове. Шум в ушах. Мир качнулся.
– Шунтированию? – эхом повторил я, не узнавая собственного голоса.
При взгляде на страшный шрам пустота в голове разрослась, будто решила поглотить меня целиком. Операция на сердце? Это объясняло больницу. Но не объясняло всего остального. Кто я? Что со мной случилось? И почему я ничего, абсолютно ничего не помню?
– Шунтированию, – уже спокойно и почти дружелюбно подтвердила мне медсестра. – Операция такая, из задницы вырезают кусок вены и в сердце вставляют. Пока рановато вам ещё бродить по коридорам, на перекуры бегать и «богатырём» своим трясти перед медперсоналом. Быстренько в палату, больной. А не то…
Шунтирование – это очень серьёзная операция. Новость эхом отдавалось у меня в голове, пока я плёлся обратно в палату. Ноги двигались сами собой, ватные, непослушные.
«Из задницы вырезают кусок вены и в сердце вставляют»…
Чудесно. Просто восхитительно. Начало новой жизни, не иначе. Или конец старой? Чёрт его знает.
Голова гудела, а под рёбрами – там, где теперь красовался этот франкенштейновский шов, – начало неприятно тянуть. Сестра что-то бурчала мне вслед, но я уже не слушал.
Толкнул скрипучую створку и снова оказался в зелёной коробке палаты. Тот же унылый вид, те же казённые койки. Воздух всё такой же спёртый. Зеркало на тумбочке всё так же бесстрастно отражает мою незнакомую, осунувшуюся физиономию.
Я машинально запахнул халат, стараясь не думать о том, что под ним. Операция на сердце… это многое объясняло, но одновременно делало ситуацию ещё более дикой. Как можно такое забыть?
Я уже собрался снова рухнуть на свою койку и попытаться собрать мысли в кучу, как вдруг… куча шерстяных, пыльных одеял на дальней койке у окна зашевелилась. Из-под серой, колючей массы высунулась голова, украшенная совершенно безумной, всклокоченной причёской, напоминающей воронье гнездо после урагана. Пара мутных глаз моргнула, фокусируясь на мне, и хриплый, прокуренный голос произнёс:
– О… Привет.
Я замер. Пустая палата на проверку оказалась не такой уж и пустой.
– И тебе привет, – ответил я, стараясь, чтобы голос прозвучал уверенно.
Сюрпризы продолжались. Увидев, что в комнате действительно есть кто-то помимо гор одеял, я не удержался от удивлённого вопроса, который сам собой сорвался с языка:
– Ты кто такой?!
Голова высунулась чуть больше, обнажая шею с кадыком и часть плеча в растянутой серой майке-алкоголичке. Мужик уставился на меня странно, с каким-то недоумением, смешанным с лёгким подозрением. Блондин. Или вернее, то, что когда-то было блондином, поскольку сейчас его волосы имели неопределённый желтовато-серый оттенок. Лет сорока с небольшим на вид, может, чуть больше. Лицо отёчное, с характерной сеточкой лопнувших капилляров на носу и щеках – красноречивые следы долгой и крепкой дружбы с зелёным змием.
– Чё, забыл, да? – протянул он, всё так же глядя на меня в упор. Глаза у него были голубые, но какие-то выцветшие, водянистые. – Не узнал? Немудрено, в принципе. Олег я.
