– Спросила. Зря.
Былъ на полюсѣ. Не разсказалъ никому.
Бѣлаго снѣга шапки на клевера копнѣ, въ снѣгу кустъ ирги, жимолости каприфоль.
– Ключъ – можно оставить, тайну – унести съ собой. Въ такомъ случаѣ, что же является универсальнымъ ключомъ, если не она.
– Она?
– Дѣвочка моя, борзая сучка.
– Преданная рысь.
Осень ушла вмѣстѣ съ охотой на чёрныхъ гагаръ. Перья ихъ по вѣтру, земля подъ снѣгомъ, шерсть. Сѣвернаго сіянія сіяніе. Отдѣльный входъ, самоваръ и пара тонкихъ креселъ. Лимонной пеларгоніи эѳиръ. И кедры ввысь.
«Человѣку на землѣ всего по одному разу отпущено: одинъ – родиться, одинъ – помереть и любить тоже одинъ разъ дано.
Такъ что, не спѣши загадывать, торопись думать!»
Таисья Пьянкова
Партаппаратъ въ ватинѣ – по межѣ делегація (пустошь, привычная для нихъ). Сапогами Родину топчутъ, костру; скулятъ – рѣшаютъ кадры.
Элеваторъ жемчугомъ полонъ, накрыты столы.
– Всё.
– Незамѣнимы?
– Нѣтъ.
***
Анфилада естества ея устлана фіалкой трёхцвѣтной, Анютиной; хвощёмъ сосноваго лѣса – гдѣ-то дальше.
– Бликами.
– Анемонами.
– Покровъ листвы вѣтеръ съ берега дразнитъ; ихъ лепестки кипятъ.
Пульсаціи оттѣнковъ – это видъ изъ окна; и ночь исчезаетъ въ минуту. Затѣмъ, всё иначе.
Звѣздъ плато, отражённая звуковая волна и анемоновъ бѣлыя поля.
Когда другія постарѣвъ видятъ тебя молодымъ
Васильковъ цвѣтъ глазъ твоихъ, радужки ихъ. Леденцы съ полынью.., дягилемъ; синяя лампа, семнадцать щукъ на лескѣ сушатся (другъ мой сердечный, дягиль, что бархатомъ горчитъ, какъ тёплый марципанъ; за нимъ немного травъ, сокомъ лимоннаго дерева листъ, полыни-полыни мягко на вѣтру). Чай-кипрей изъ вяленыхъ травъ, иванъ-чай на склонѣ.
– То есть, когда ты вернёшься черезъ пятьдесятъ лѣтъ…
– Обойдёмся безъ круглыхъ цифръ.
– Ты держись.
– Держись.
Пирожки съ молотой черёмухой, съ цвѣтками вермишели пакетированный супъ. Котелокъ, въ таблеткахъ сухое горючее, лыжная (зачѣмъ-то) мазь.
Особь женская. Скандинавіи дѣвочка бѣлая, нѣжная. Грустно-тревожная, свѣтлая, какъ царицы-градирни паръ.
– Я могу быть твоей семьёй.
– Знаю.
Проектированіе пространственно-временныхъ приборовъ
Живёшь на окраинѣ льдомъ покрытыхъ Васюганскихъ болотъ, совъ слушаешь. Солнце всходитъ и заходитъ, снѣгъ по мглѣ, канифоли дымокъ. Микросхема въ окладѣ сверкаетъ новыми гранями (основательно потёртыми). Радіолампа «шесть, е, пять» нутряной пульсируетъ зеленью; мерцаетъ, какъ еловые клинки, какъ трескъ свѣчей съ ореоломъ.
– Что показываетъ тепловизоръ?
– Молчаніе сомкнутыхъ губъ.
Ты ждёшь её въ обѣденное время, ждёшь подъ куполомъ гостиной, ждёшь за стеллажами книгъ и возлѣ окна съ юга (а дѣвочка она застѣнчивая, руки на колѣняхъ).
– Твоихъ.
– Моихъ.
Обнимаетъ за шею; локти высоко, лицо въ шарфъ, запястья.
Достоинство дорогъ —
предутренній туманъ, ознобъ
и дымъ, что гдѣ-то тамъ,
за тёмной зеленью луговъ.
Достоинство моё – въ скирдахъ,
въ сырыхъ лугахъ,
что гдѣ-то тамъ.
Достоинство моё – въ тебѣ;
въ осенней вѣрности твоей ко мнѣ.
Достоинство и ты,
что гдѣ-то тамъ, какъ скитъ, вдали —
два спутника моей Земли;
единственной, какъ ты.
Бѣлая война – это битва за нашъ полюсъ.
Рѣдкія событія происходятъ всё время.
– Ты стонала.
– Что теперь предстоитъ?
– Раздѣться и быть вмѣстѣ.
– Хорошо.
Тихо въ космосѣ: безшумно смыкаются корабли (и щедрыхъ цвѣтовъ тамъ.., и ружья въ маслѣ, и сапогами по безкрайнему, топкому мху). Эстетика чистоты – по-весеннему лаконичной, когда въ молчаніи лояльности киваешь головой на преподнесённое почтительно простое.
